PROTOBULGARICA (ЗАМЕТКИ ПО ИСТОРИИ ПРОТОБОЛГАР ДО СЕРЕДИНЫ IX В.)
Иван Божилов, Христо Димитров
Byzantinobulgarica, IX, София, 1995, стр. 7–61
Сканы в .pdf формате (6.4 Мб) с www.boinaslava.net |
I. География и хронология, цель и методология исследования 8
III. Источники и литература 13
IV. Происхождение и самая ранняя история протоболгар 19
V. Протоболгары на Северном Кавказе, Приазовье и северном побережьe Черного моря (до начала VII в.) 24
VI. Старая великая Болгария 25
- (Сокровище из Малой Перещепины) 32
- (Сокровище из Вознесенки) 33
VII. Протоболгары по Западному Черноморию в VII-IX в. 36
1. Движение Аспаруховых болгар и вопрос о локализации Онгла 36
2. Славяне в Добрудже и по Западному Черноморию 39
3. Отношения между протоболгарами и славянами 40
4. Мирный договор между Болгарией и Византией 681 г. 42
5. Роль протоболгар „при образовании болгарского государства“ 43
6. Некоторые второстепенные вопросы 44
VIII. Протоболгары по Северному Черноморию в VIII-IX в. 44
- (Черные, внутренние болгары) 47
IX. Протоболгарский номадизм 52
X. Протоболгары и формирование староболгарский культуры 55
XI. Поздние переселения протоболгар с Северного к Западному Черноморью 59
Коментари на Асен Чилингиров (2018)
Вряд ли можно было бы сказать, что болгарская историография (да и не только она) не проявляла необходимого интереса к прошлому протоболгар. Действительно этот интерес развивался не по спирали, как это принято ожидать, а скорее в виде хорошо заметных приливов и отливов. Но это вполне естественно для каждого, кто знает колебания болгарской исторической науки в последние 50-60 лет. Более важно в данном случае другое - постепенно отшумели никому ненужные споры „за“ и „против“ протоболгар, оказывающие неблагоприятное воздействие, в особенности на развитие болгарской археологии. После преодоления этого кризиса и конечно после рассеивания его последствий протоболгаристика ступила на твердую землю и пошла по верному пути. Серьезные, системные и длительные раскопки привели к раскрытию и исследованию исключительно богатого археологического материала. Естественным результатом расширения источниковой базы - почти незнакомой в предшествующем периоде - были ряд опытов заглянуть в духовный мир протоболгар, раскрыть в неожиданной полноте их культуру, быт, экономику. Своеобразной вершиной являются некоторые обобщающие труды, среди которых нужно отметить книги В. Бешевлиева [1]. Эта констатация, конечно, не должна звучать в том смысле, что все уже изучено, все ясно и что дверь, ведущая к дальнейшим исследованиям, закрыта. Вовсе нет! Это не было бы возможно, да и не следовало бы.
Доказательство этому - книга Д. Димитрова „Протоболгары по Западному и Северному Черноморию" [2]. Книга обращает на себя внимание специалистов хотя бы по двум причинам: необычный заголовок и тот факт, что ее автор, археолог-профессионал, был одним из самых усердных исследователей раннесредневековых объектов на территории Северо-Восточной Болгарии. Это внимание сразу порождает вопрос: каково место данной книги среди постоянно увеличивающегося потока специальной литературы и прежде всего среди обобщающих трудов, о которых уже шла речь? Может быть кто-то возразит: разве заголовок книги не раскрывает достаточно убедительно замысла автора, а это, со своей стороны, не определяет ли точное место его труда? Трудность кроется именно в неясностях, которые вызывает „ясный“ на первый взгляд заголовок. Но так как эта проблема будет рассмотрена подробно на следующих страницах, здесь отметим самое
1. Веšеvliеv, V. Die protobulgarische Periode der bulgarischen Geschichte. Amsterdam, 1980; Първобългарите. Бит и култура. С., 1981; Първобългари. История. С., 1984.
2. Димитров, Д. Прабългарите по Северното и Западното Черноморие (Към въпроса за тяхното присъствие и история в днешните руски земи и ролята им при образуването на българската държава). Варна, 1987. Дальше конкретные указания будут даны в основном тексте, после соответствующей цитаты в скобках.
7
общее: книга является попыткой рассмотреть и пересмотреть историю протоболгар с самых ранних времен до середины IX века.
Книга Д. Димитрова (далее: Д. Д.) является поводом для написания этих статей. Но только поводом - причина кроется в интересе авторов к этой исключительно важной теме, без которой история болгарского средневековья была бы неполной. И так как повод - книга, наше изложение следует определенной последовательности, в которой рефлектируют проблемы, поставленные в книге или вызванные ее прочтением.
I. ГЕОГРАФИЯ И ХРОНОЛОГИЯ, ЦЕЛЬ И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
Географический ареал в предпринятом Д. Д. исследовании определяется самим заголовком книги, а также и дополнительным объяснением к нему: „Протоболгары по Северному и Западному
ЧерномориюЧерноморью (к вопросу об их присутствии и истории в нынешних русских землях и их роль в образовании болгарского государства)“. Видимо эта слишком обширная формулировка не полностью его удовлетворила и поэтому в своем „Введении“ Д. Д. пишет: „...основной задачей данной монографии является необходимость в получении более ясного представления о месте протоболгар в раннесредневековой истории степей Восточной Европы и по обеим берегам Нижнего Дуная и специально об их роли в создании староболгарской культуры...“ (с. 19)
Как это видно в нескольких предложениях сказано довольно много, но зато весьма неясно. Проблемы, поставленные в заголовок абзаца, так переплетены и в то же время настолько запутаны, что для выхода из этого трудного положения их нужно рассматривать в отдельности. Начнем с географии и для наглядности отметим (в порядке, следуемом Д. Д.) все территории, которые являются объектом анкеты: Северо-Восточное и Западное Черноморье, нынешние русские земли(?), степи Восточной Европы и оба берега Нижнего Дуная. Одного прочтения достаточно, чтобы обнаружился ряд противоречий, повторений и неточные формулировки. Почему „Северное Черноморие“ (исключены ли из этого понятия „нынешние русские земли“?), а не Средняя Азия и область Волги и Камы? Почему только „нынешние русские земли“ (разве они не часть Восточной Европы?), если в книге рассматриваются памятники материальной культуры Предкавказья, Дагестана, Южной Украины? Что точно означает Западное Черноморье? Могут ли Плиска и Преслав (эти две болгарские столицы) быть приобщенными к указанному региону и в то же время исключать Калиакру и Балчик; и почему на юге он ограничивается горным хребтом Старой Планины, если протоболгарские следы найдены в районах Помория и Дебелта [3].
Не совсем ясен и последний географический термин, использованный Д. Д.: „оба берега Нижнего Дуная“. Д. Д. нигде не объяснил, что он подразумевает под этим понятием (не совпадают ли эти области с Западным Черноморием?) и какие памятники из этого района будут рассматриваться. Может быть ответ дан на с. 208-209
3. О Калиакре:
· Гюзелев, В. Калиакра. В: Български средновековни градове и крепости (дальше: БСГК). 1. Варна, 1980, 257-258;
о Балчике:
· Овчаров, Д. Прабългарски култов паметник от Балчик. - Археология, 1986, №2, 31-35;
· Димитров, М. Дионисополис и прабългарите според археологическите доказателства. - В: Първи международен конгрес по българистика, Доклади; симпозиум „Славяни и прабългари“. С., 1982 (дальше: ПМКБ), 79-82;
· Ранносредновековният Дионисопол, - В: Средновековният български град (=Научни конференции на БИД, 2). С., 1980, 309-313;
о Помории:
· Лазаров, М. Археологически разкопки и проучвания в Бургаски окръг - резултати, проблеми задачи. - ИБМ, 1, 1971, с. 16;
о Дебелте:
· Dimitrov, Hr. Die frühmittelalterliche Stadt Δεβελτός zwischen Byzanz und Bulgarien von achten bis ins zehnte Jahrhundert. - In: Die Schwarzmeerküste, 35-45
8
(как и на карте - обр. 29), где отмечено между прочим 5 некрополей, расположенных на левом берегу (в основном между реками Олт-Ардеш) и один некрополь на правом берегу (с. Ножарево, Силистренский район). Достаточно ли этого, чтобы говорить о протоболгарских памятниках по „обеим берегам Нижнего Дуная?“ И этим ли исчерпывается историко-географический район Нижнего Дуная? Д. Д. вряд ли не знал (?), что памятники протоболгарской культуры можно найти в значительно более широком ареале к северу и северо-востоку от Нижнего Дуная. Отметим, что с восточных склонов Карпат до побережья Прута раскрыты 78 поселений, датирующих с VIII-IX в. (и еще 19 - с X-XI в.), где можно обнаружить ряд явлений, присущих протоболгарской материальной культуре. Подобным образом выглядит обстановка и в междуречий Прута и Днестра, где засвидетельствовано 90 поселений с VIII-IX в. и есть аналогии с археологической точки зрения с Карпатско-Прутским районом [4]. Географический ареал к северу от Дуная мог бы значительно расшириться, если бы Д. Д. не обошел вопрос о тамошней материальной культуре - „культуре Дриду“, которая не только не проторумынская, но даже содержит в себе интересные признаки протоболгарской культуры [5].
Неясно и в ряде случаев ошибочно решены вопросы хронологии в исследовании, предпринятом Д. Д. На первом месте эта констатация касается верхней границы, поставленной в рассматриваемой книге - середина IX в. (об этом не сказано категорически!). К сожалению она не обоснована и не выдерживает серьезную критику. Почему? Как мы увидим дальше, Д. Д. не находит следов протоболгарской культуры в конце VII в., а ко второй половине VIII в. относит совсем немного материалов. О IX в. он говорит как о веке „староболгарской культуры“, привнесенной извне и доразвитой славянами и протоболгарами. Тогда где собственная культура протоболгар и если ее нет, то почему анкета продолжена до указанной границы?
Не менее важен другой вопрос (впрочем он является частью первого), который ставится еще во введении книги и присутствует в большей части ее содержания. Это вопрос о датировке различных археологических памятников, и точнее - тех материалов, о которых обычно предполагается, что они принадлежали протоболгарам. Если отбросим в сторону неверное и неоправданное утверждение Д. Д., что
„очень трудно и даже невозможно разграничить славянскую от протоболгарской материальной культуры“ (с. 11),
особые возражения вызывает его констатация,
„что за исключением некоторых земляных укреплений, до сих пор не найден ни один памятник протоболгар, который иллюстрировал бы уровень их материальной культуры в первые несколько десятилетий от их вступления на Балканы. Самые ранние некрополи и селения, открытые до сих пор, относятся к VIII в. и скорее всего к середине века“ (с. 12).
Эта датировка, по нашему мнению, не отвечает исторической действительности и представляет собой, к сожалению, механический перенос хронологии памятников Салтово-Маяцкой культуры (см. ниже), предложенной С. А. Плетневой [6]. В последнее время эта хронология была с основанием корригирована, причем ее начальная граница начинет перемещаться вперед не меньше чем на одно столетие [7]. Но даже если воспринять точку зрения советского археолога, существует ряд памятников староболгарского искусства,
4. Божилов, Ив. Анонимът на Хазе. България и Византия на Долни Дунав в края на X век. С., 1979, 93-94.
5. Там же, 94-95; Културата Дриду и Първото българско царство. - ИП, 1970, №4, 115-124.
6. Плетнева, С., А. От кочевий к городам. Салтово-Маяцкая культура. М., 1967 (=МИА, № 142); Археология СССР: Степи Евразии в эпоху Средневековья. М., 1981, с. 64 сл.
7.
· Божилов, Ив. Ранносредновековната българска култура. - В: България 681-1981. С., 1981, с. 64;
· Бонев, Ч. За периодизацията на ранносредновековната материална култура в Добруджа. - Археология, 1981, №3, с. 17;
· Амброа, А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. - СА, 1971, JVŠ 2, 96-123; № 3, 106-134;
· Стремена и седла Раннего Средневековья как хронологический показатель (IV-VIII вв.). - СА, 1973, № 4, 81-98;
· Засецкая, И. П. О хронологии и культурной принадлежности памятников южнорусских степей и Казахстана гунской эпохи (Постановка вопроса). - СА. 1973, Ш, 53-71;
· Ангелова, Ст., Л. Дончева-Петкова. Традиции в прабългарската излъскана керамика. - Добруджа, 7, 1990, 62-70.
9
как, например: второе поясное украшение из Мадары и золотой ременной конец из с. Ветрен Силистренското района [8]; бронзовые амулеты из Врачанското края [9]; поясной гарнитур из с. Садовец Плевенското района [10]; недавно публикованный амулет из г.
БолгарБолграда в Бессарабии [11]; бронзовое огниво из с. Якимово, Монтанского, бывшего Михайловградското района [12]. Все они могут быть отнесены к VII-VIII вв. или хотя бы к началу VIII в. по аналогии с подобными материалами, открытыми на территории СССР, Румынии и Венгрии [13]. Мы придерживаемся мнения, что памятники староболгарской культуры, принимаемые за протоболгарские, не должны сопоставляться только с памятниками Салтово-Маяцкой культуры, вопреки „поразительного их сходства во многих элементах“, так как этим подходом пренебрегаются около семи десятилетий с начала существования болгарского государства, что со своей стороны создает ошибочное впечатление об отсутствии культурного наследия этого периода [14].
8. Мавродинов, Н. Старобългарско изкуство. Изкуството на Първото българско царство., С., 1959, 79-81, обр. 71, 73.
9. Ваклинов, Ст. Формиране на старобългарската култура VI-XI век. С., 1977, с. 144.
10. Машов, С. Амулети-кончета във Врачанския музей. - МПК, 1974, № 2-3, 65-67, рис. 1, 2; Овчаров, Д. За смисъла и значението на един вид ранносредновековни амулети. - В: Сборник в памет на проф. Станчо Ваклинов. С., 1984, 136-139 (дальше: Сб. Ст. Ваклинов).
11. Субботин, Л. В., И. Т. Черняков; Бронзовые амулеты Салтово-Маяцкой культуры из левобережья Нижнего Дуная. - В: Памятники римского и средневекового времени в Северо-Западном Причерноморье. Киев, 1982, 160-168 (VIII в.).
После этой публикации Ст. Станилов попытался внести некоторые коррективы в трактовку и хронологию амулета из Болграда, характеризируя его как всадника, который держит в своей правой руке не рефлексный лук, а хищную птицу, дал начальную хронологическую границу (по изображению из Нишапура) IX в. (Станилов, Ст. Бронзовият амулет от Болград. - Археология, 1985, №3, 42-45). На наш взгляд эта датировка входит в противоречие с самими рассуждениями Станилова, который признает, что находка является проявлением номадского язычества в VIII-IX вв. (по С. А. Плетневой) и что подобные памятники относятся обычно к VII-IX вв. (см. Аладжов, Ж. Култови фигурки от района на Плиска. - В: Преслав, 3. Варна, 1984, 281-282).
12. Станилов, Ст. Бронзово огниво от с. Якимово, Михайловградски окръг. - Археология, 1984, № 2-3, 103-108.
Находку можно отнести к широким хронологическим границам VIII-X вв,, при этом ее происхождение связывается с волжскими болгарами или уграми, но можно допутить, что наряду с преславским амулетом является произведением староболгарского искусства. Особое внимание на наш взгляд заслуживает то обстоятельство, что находка обнаружена в городище близ с. Якимово, построенном одновременно с тремя валами в первые десетилетия существования болгарского государства (с. 108, прим 8; Александров, Г. Приноси към средновековното минало на Северозападна България. - В: Българско Средновековие. Българо-съветски сборник в чест на 70 год. от рождението на акад. Иван Дуйчев (дальше: Българско Средновековие). С., 1980, 201-206).
13.
· Bálint, Cs. Die Archeologie der Steppe: Steppenvölker zwischen Volga und Donau vom 6. bis zum 10. Jh Hrsg. von F. Daim. Wien-Köln, 1989, 125-126;
· Амбpоз, А. К. Кочевнические древности Восточной Европй и Средней Азии V-VIII вв. - В: Археология СССР: Степи Евразии в эпоху Средневековья. М., 1981, 12-13, 98, 105-111;
· Распопова, С. А. Поясной набор Согда VII-VIII вв. - СА, 1965, № 4, 78-92;
· Гадло, А. В. Болгарские пояса. - В: Сборник докладов на VI и VII Всесоюзных археологических студенческих конференциях. М., 1963, 95-105.
14. Недостаточно убедительно звучит и оценка Д. Д. трудов М. И. Артамонова по пастушеской культуре кутригуров, что „во многих случаях он не аргументировал достаточным доказательственным материалом свои интересные идеи“ (с. 13), тем более, что в научном аппарате нет последней работы Артамонова по этому вопросу, а так же и исследования других советских археологов (Артамонов, М. И. Тюрко-болгаре и славяне в Западном Причерноморье. - В: Славяните и средиземноморският свят. С., 1973, 267-269; Xынку, И. Г., М. А. Рафалович. Славяне и тюрко-болгары в VI-X вв. на территории Молдавии по археологическим данным. - В: Славяните..., с. 165, 167).
10
Неясности и ошибки при установлении географического ареала анкеты, как и историческая география различных протоболгарских групп, не позволили Д. Д. точно, категорически и аргументированно формулировать свою основную цель. В самом начале предыдущего абзаца мы отметили, что Д. Д. пытается установить „место протоболгар в раннесредневековой истории степей Восточной Европы“, „их роль в образовании болгарского государства, „их роль в становлении староболгарской культуры“. Что бросается в глаза? В книге Д. Д. представил - точно или нет, увидим далее - самую раннюю историю протоболгар еще до „их появления в степях Восточной Европы“, а подобное намерение не отмечено нигде. С другой стороны, в главе „Протоболгары по Западному Черноморию в VII-IX в.“ (с. 189-254) автор сосредоточил свои усилия на „становлении староболгарской культуры“. Нет ни следа социальной структуры, военной организации, политической жизни (разве эти проблемы можно рассматривать не в совокупности). Означает ли подобный подход, что Д. Д. разграничивает себя от В. Бешевлиева, который отождествляет историю протоболгар (VII-IX в.) с раннесредневековой историей болгар до 864 г.? Если это так, то почему не отмечено?
Эти неудачи при определении цели книги послужат нам мостом к вопросам методологии. Во-первых, мы уже отметили странную формулировку „Протоболгары по Западному Черноморию в VII-IX в.“, подчеркивая ее географическую сущность. Но если к ней прибавить и указанную хронологию (VII-IX в.) мы увидим, что она вовлекает Д. Д. в грубую методологическую ошибку: неужели протоболгары „по Западному Черноморию в VII-IX в.“ (повторяем при всех недостатках подобного определения) могут быть отделены от всех остальных протоболгар в рамках болгарского государства? Неужели только протоболгары (из района Варны) играют роль в „образовании болгарского государства“ и „становлении староболгарской культуры“? Разве болгарское государство можно делить механически в зависимости от случайно подобранных географических признаков (согласно археологическим интересам Д. Д.)? Во-вторых, неужели протоболгары играют роль толко в образовании болгарского государства и становлении староболгарской культуры? А все остальное, что создает облик одного государства, что обеспечивает функционирование настоящего государственного организма? Но более важно другое: в данном случае второе (культура) является частью первого (государство), тип культуры соответствует типу государства. Д. Д. ограничился рассмотрением (как и каким образом, увидим ниже) участия протоболгар в событиях от 680-681 г., которые он обозначает термином „образование болгарского государства“. Все гораздо сложнее, но рассуждения Д. Д. может быть, находят оправдание в том, что подобная ошибка характерна для болгарской историографии (если традиционализм, хотя и ошибочный - может служить оправданием). В-третьих, методологическая запутанность и методическая беспомощность чувствуется и в утверждении: „Дополнительной трудностью является и обстоятельство, что в них [письменных источниках] обычно говорится о населении болгарского государства вообще и почти невозможно разграничить сведения о протоболгарах от таковых о славянах“ (с. 8). А если добавить к этой фразе и утверждение, что „очень трудно и почти невозможно сделать разграничение славянской от протоболгарской материальной культуры“ (с. 11), читатель основательно задался бы вопросом: как в таком случае автор будет изучать протоболгар и их роль в формировании государства и становлении культуры? В-четвертых, абсолютно неправильно датировать всю протоболгарскую культуру с конца VII до середины IX в. механическим переносом датировки Салтово-Маяцкой культуры на тогдашнюю болгарскую действительность. Верно то, что здесь мы снова сталкиваемся с коллективной ошибкой, если можно так выразиться. Но уже наступил момент пересмотреть подобный подход. И в первую очередь самими археологами.
11
Сравнительный метод мог бы дать хорошие результаты, но только в том случае, если им пользваться осторожно и умело. В-пятых, методологическое бессилие Д. Д. привело к катастрофическому результату, когда он попытался представить механизм „становления староболгарской культуры“ (понимай: болгарской культуры языческой эпохи). Так как этот вопрос будет подробно рассмотрен в параграфе, здесь напомним лишь основное, а именно: культура, присущая болгарскому государству с IX в. (т. е. староболгарская культура), является результатом смешения различных культур и действия различных влияний. Это произошло вне территории Балканского полуострова, в районе Нижнего и Среднего Днепра, Она привнесена в Болгарию (!), славянам и протоболгарам оставалось только ее доразвить (sic!).
II. КОМПОЗИЦИЯ
Книга Д. Д. состоит из введения, трех глав и заключения. Первая глава называется „Протоболгары в степях Восточной Европы до VII в.“. Если подходить более подробно и аргументированно в своих оценках, мы отметим, что в ней рассмотрены следующие основные вопросы, которые объединены в шесть параграфов: происхождение и народностное имя протоболгар (почему не болгар?), письменные свидетельства о протоболгарах и сродных им племенах, археологические данные о протоболгарах в Северо-Восточном Предкавказья и Северном Дагестане, Восточном Приазовье (VI-VII вв.), северном берегу Азовского и Черного моря (VI-VII в. - sic!) и „Старая (?) Великая Болгария“. На первый взгляд - все в порядке. Но к сожалению, только на первый взгляд. Если отбросить в сторону неудачи с географическими формулировками (об этом мы уже говорили, хотя здесь содержится дополнительный материал), отметим самый существенный неуспех: оформление самостоятельного параграфа „письменные свидетельства“. Подобный способ работы приводит к размыванию исторической действительности, к отрыву письменных источников от их естественной среды и от остальных источников (прежде всего археологических). Обособление такого параграфа было бы оправдано только в том случае, если автор хотел (и сделал попытку) пересмотреть критически все источники, дающие сведения о протоболгарах. Такой подход вероятно оправдан при рассмотрении источников о народах, сродных протоболгарам (например о хазарах) [15]. К сожалению, если Д. Д. имел такое намерение, то оно осталось только намерением.
Немало проблем вызывает заголовок и содержание второй главы: „Протоболгары по Северному Черноморию в VIII-IX вв.“ Прежде всего нужно спросить: почему нарушается хронологическая последовательность и получается перерыв в протоболгарской этнической и политической истории? Или иными словами, почему эта глава размещена между историей Кубратовой Болгарии (последний параграф первой главы „Старая Великая Болгария“) и III главой „Протоболгары по Западному Черноморию в VII-IX вв.“ Таким образом искусственно нарушается связь между Кубратовой Болгарией и Аспаруховой Болгарией, а хорошо известно, что сами протоболгары смотрели на свое государство на Нижнем Дунае как на естественное продолжение политической жизни „Старой Великой Болгарии“ [16].
15. Срв.
· Moravcsik, Gy. Byzantinoturcica, 1-2. Berlin, 1958, 81-86, 335-336;
· Golden, P. В. Khazar Studies. An historico-philological Inquiry into the Origins of the Khazazs (=BOH, 25/1). 1. Budapest, 1980, 51-57;
· Dunlop, D. M. The history of the Jewish Khazars. New York, 1967, p. 41;
· Гyмилев, Л. H. Древние тюрки. М., 1967, преизд.: 1993, с. 159;
· Артамонов, М. И. История хазар. Л., 1962;
· Димитров, Хр. Болгария и хазары в VII-VIII веках. - BHR, 1989, No 2, 47-66.
16. Дуйчев, Ив. „Именникът на първобългарските ханове“ и българската държавна традиция. - В: Ив. Дуйчев, Проучвания върху българската история и култура. С., 1981, с. 11.
12
И наоборот, протоболгары по северному Черноморию в VIII-IX в. в бòльшей части были покорены Хазарским каганатом и играли менее значительную роль в судьбах болгарского государства [17] (конечно здесь не будем останавливаться на идее Д. Д., что болгарская культура зарождается на Днепре). Непонятно также почему изучение протоболгарских памятников ограничено только ареалом „Северного Черноморья“, в то время как по близости существовали и другие протоболгарские группы - например, по среднему течению Волги и Камы [18].
Уже поднимался вопрос о неудачной формулировке III главы „Протоболгары по Западному Черноморию в VII-IX вв.“, а также и о ее содержании. Здесь отметим только одно: создается впечатление, что протоболгары из указанного региона существовали вне болгарского государства или хотя бы были хорошо обособлены.
III. ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Когда рассматривали вопрос о структуре книги мы, отметили, что Д. Д. выделил специальный параграф I главы, который называется „Письменные свидетельства о протоболгарах и сродных им племенах“ (с. 29-56). Как композиционная неудача этот вопрос не заслуживает больше внимания. Но с точки зрения методологии и методики, с одной стороны, и содержания этого параграфа, с другой, мы ни в коем случае не могли бы оставить без внимания эти 27 страниц.
Итак, на каких источниках базируется книга по мнению ее автора? Формулируя свою основную цель (история протоболгар и их роль в „становлении староболгарской культуры“), Д. Д. отмечает, что он в основном будет опираться на данные археологии. Однако сразу следует добавить, что археологический материал может проявить свою полную стоимость как исторический источник только тогда, когда его данные сочетаются с информацией, содержащейся в других исторических источниках, и когда находятся прежде всего в сочетании со сведениями письменных источников. Потому не случайно, что еще в начале труда приводятся все самые важные письменные данные о ранней истории протоболгар, а далее, где это возможно, перед изложением археологических фактов даны сведения о письменных источникох“ (с. 19-20). Чтобы избежать ненужного цитирования, отметим, что далее Д. Д. обосновывает свой комплексный метод, т. е. сочетание двух видов источников.
Опасаясь повторений, однако, скажем, что здесь недостает необходимой ясноты, отсутствует точно определенная точка отправления. Читатель недоумевает, с одной стороны „будут использоваться главным образом данные археологии“, с другой - к ним будут добавлены все письменные свидетельства, причем так, чтобы получился комплексный метод, поскольку письменные источники и археологические материалы являются источниками, которыми каждый историк-медиевист пользуется одновременно и полноценно. Разумеется, можно было бы говорить об интердисциплинарном подходе, но только в случае, когда историк исчерпал границы исторических источников и вынужден пользоваться результатами палеоантропологии, палеоботаники и т. д. К сожалению, этот случай не такой. Д. Д. - археолог и отдает предпочтение результатам археологических исследований.
Но вернемся к упомянутому параграфу, который посвящен письменным источникам. Обособление такого параграфа (см. наши заметки здесь в параграфе II) лучшее доказательство нарушения одного из основных моментов исторического поиска - правильной работе с источниками.
17. О болгаро-хазарских отношениях см. Димитров, Хр. Указ. соч., 47-66; Воžilov, Iv. One of Omurtag’s Memorial Inscriptions. - BHR, 1973, Ne 1, 72-76.
18.
· Геннинг, Ф. В., A. X. Xaликов. Ранние болгары на Волге. М., 1964;
· Казаков, Е. П. О некоторых вопросах ранней Волжской Болгарии (VIII-X вв.) по новым археологическим данным. - В: Сб. Ст. Ваклинов, 125-128;
· Город Болгар. Очерки ремесленной деятельности. М., 1988.
13
Так, как подходил Д. Д., выходит, что источники существуют сами по себе, отрываются от естественного исторического процесса и что самое важное, будто они иллюстрируют только строго определенный период истории протоболгар (IV-VI вв., но прежде всего VI в.) Здесь вряд ли уместно настаивать на хорошо известном факте, а именно: каждый источник должен быть там, где необходимо, т. е. где рассматривается определенный факт, событие, процесс, о котором он предлагает сведения. Там он должен быть подложен критике, быть интерпретирован и полноценно использован. Может быть этот недостаток является следствием другого недостатка — он не представляет позитивно историю протоболгар, ее естественное, восходящее развитие, изучая последовательно все источники, а наоборот - всегда идет от группы источников: „письменные сведения о протоболгарах“, „археологические свидетельства о протоболгарах“и т.д.
Каково отношение Д. Д. к письменным источникам, которыми он пользовался (методика работы с археологическими материалами и впредь будет объектом постоянных замечаний)? Если необходимо несколькими словами ответить на этот риторический вопрос, нужно сказать, что отсутствует серьезная критика источников, в результате чего Д. Д. бросается в две крайности - от полного доверия к одним (часто самым ненадежным!) до полного пренебрежения к другим (иногда среди них присутствуют самые серьезные!). Позволим себе только два примера. Когда рассматривает судьбу Старой Великой Болгарии, Д. Д. отдает предпочтение такому позднему автору, как Михаилу Сирийскому, и оставляет на задний план Феофана. И более того, он не оказывает почти никакого доверия последнему. Это особенно хорошо заметно, когда Д. Д. останавливается на числе сыновей Кубрата и соответственно на числе отдельных групп протоболгар, которые формировались после сокрушительного удара хазаров. Без оснований он отбрасывает надежные данные и утверждает, что можно говорить от трех сыновьях и трех группах. Разве ему не было известно, что сыновей у Кубрата было пять, за которыми последовали пять групп протоболгар: Батбаян (Баян) остался под властью хазаров (его болгары позже будут известны как „черные“ или „внутренние“ болгары - см. подробнее о них далее); Аспарух; болгары, определившиеся между Волгой и Камой; та группа, которая устроилась в Панонии и позже появилась на Балканах под предводительством Кубера; и, разумеется, Алцеко, который достиг до территории Италии!
Другой пример: он затрагивает один весьма интересный источник о раннесредневековой болгарской истории: „Сказание пророка Иисая“, известного и как „Болгарская апокрифическая летопись“. Д. Д. без колебаний принимает негативную оценку К.Иречека, которая относится к 1898 г., не зная современного состояния проблемы!
Эти самые общие наблюдения, опирающиеся на отдельные примеры, не могут дать целостного представления о работе Д. Д. с письменными источниками. Это обязывает нас заглянуть подробнее в вышеупомянутый параграф и приступить к конкретному рассмотрению некоторых (чтобы не сказать большей части) использованных источников. Естественно, источники и работа с ними не могут быть изолированными от содержания самих текстов. Это предполагает некоторые повторения в дальнейшем изложении, но их избежать нельзя.
Начнем с Иордана. Свидетельства готского историка о протоболгарах в VI в. служат Д. Д. только „известным указанием о занимаемой ими территории“ (с. 33). Без внимания оставлено обстоятельство, что они представлены отдельно оногурами (гунугурами) и остальными гунскими племенами, как, например, савиры, и, следовательно, в то время они им не тождествены [19].
19. Iordanes, Romana et Getica, rec. Th. Momsen. - MGH, AA, V, 1. Berolini, 1828, p. 631-18; ЛИБИ, 1. С., 1958, c. 337; Iоrdanis. De origine actibus que Getarum. A cura di F. Ginuta - A. Grillone. Roma, 1991, p. 174-15.
14
То же обстоятельство засвидетельствано в следующем указанном Д. Д. источнике - „Церковная история“ Захария Ритора (если принять предположение самого Д. Д., что народ авнагур-ауангур тождествен оногурам - с. 34). В том же самом источнике протоболгары (булгар) представлены отдельно и от кутригуров (куртаргарами) [20], что указывает, по нашему мнению, на сравнительно самостоятельное существование старых тюрко-болгар и гунно-болгар до середины VI в. [21]
Очень много ошибок появляется, когда Д. Д. знакомит читателей со сведениями об уногундурах (с. 34-35). Действительно, присутствие последних в указанных Д. Д. греческих источниках не вызывает сомнений, однако их отождествление с „Огхондор (Олхонтор)-блкар“ в „Армянской географии“ сомнительно. Но все эти источники происходят или освещают положение в VII в. Вот почему совершенно ошибочно звучит заключение Д. Д., „что из приведенных выше фактов из письменных источников становится ясно, что не позже IV в. в степях севернее Кавказа находился значительный протоболгарский массив, в котором основное место занимало племя уногундур (вх’ндур)“ (с. 35). В сущности, уногундуры в VII в. представляли новую протоболгарскую общность, не просто тождественную оногурской [22], или же целиком различной от нее. Мы позволили бы себе добавить, что она получилась от смешения оногуров и утигуров в рамках Тюркютского каганата, составивших ядро Кубратовых болгар, к которым позже присоединились и кутригуры.
Хронологическая запутанность углубляется еще больше тогда, когда читатель после характеристики уногундуров знакомится очень подробно (с. 35-38) с писмьменными источниками и давно известными заключениями и мнениями об утигурах и кутигурах (они должны были хотя бы предшествовать свидетельствам об уногундурах). При этом в изложении цитированы сведения Прокопия, которые весьма обобщенные и имеют сильно выраженный характер легенд, что уменьшает их научную стоимость. Хотя подобный характер имеют и сведения Агафия Миринейского, в них все же находим известные указания о происхождении и первоначальной истории утигуров и кутригуров. И так как это обстоятельство осталось незамеченным для Д. Д. и его предшественников, позволим себе цитировать часть описания Агафия:
„Гунны населяли в старое время земли на востоке от Меотидского озера (Азовское море) и занимали территории севернее реки Танаис (Дон), как и остальные варварские народы, которые поселились по ту сторону горы Имай (Тянь-Шань) в Азии. Все эти народы назывались обобщенно скитами или гуннами. В отдельности одни из этих племен назывались кутригурами, другие - утигурами, третьи - ултизурами, другие - вуругундами и другие - по их прадедовскому обычаю. Позже, спустя много поколений, они перешли в Европу. То ли действительно какая-то косуля в самом начале им указала дорогу, как гласит общеизвестное предание, то ли воспользовались каким-то другим случаем. После того, как перешли так или иначе отток озера, впадающего в Евксинский Понт, который до тех пор считался непроходимым, они скитались по чужим землям и
20. Пигулевская, Н. В. Сирийские источники по истории народов СССР Л., 1941, с. 165.
21. Мнение, что в VI в. „болгары“, описанные Иорданом, тождественны оногурам, поддерживается:
· Артамонов, М. И. История хазар, 84-85;
· Gusеlev, V. Les Protobulgares. Introduction a l’histoire de la Bulgarie d’Asparoukh. Sofia-presse, 1979, p. 19;
· Пeтpов, П. Образуване на българската държава. С., 1981, с. 95.
Другие же считают, что в то время они были подложены ассимиляции соседними огурскими племенами (срв. Ангелов, Д. Образуване на българската народност. С., 1981, 117-118). С другой стороны принимается, что вопросные „болгары“ тождественны кутригурам (срв. Златарски, В. История на българската държава през средните векове. T. 1, ч. 1. С., 1918, преизд.: 1994, 32-33).
22. К цитированным Д. Д. на с. 52, прим. 50 авторам, поддерживающим это мнение, можно добавить: Юхас, П. Тюрко-българи и маджари. Влияние на тюркско-българската култура върху маджарите. С., 1985, с. 9; Golden, P, В. Op. cit., p. 59; Gusе1ev, V. Op. cit., p. 33.
15
наносили слишком большой вред местному населению, неожиданно нападая на него.“ [23]
В данном тексте особенно важно то обстоятельство, что гунны - в сущности знакомые в то время племенам кутригуров и утигуров [24], которые первоначально населяли области к северу от р. Дон и лишь много поколений спустя перешли в Европу [25] и после того одолели пролив между Черным и Азовским морем - эпизод, так хорошо описанный Прокопием [26]. Их передвижение (прежде всего кутигуров) продолжалось в юго-западном направлении и привело к прочному их заселению (вторая половина VI в.) на землях северо-восточнее Нижнего Дуная. Так события, представленные Агафием, еще раз подчеркивают, что кутригуры и утигуры не совпадают с протоболгарами Ернаха/Ирника, которые поселились по этим местам еще во второй половине V в. или на одно столетие раньше появления кутригуров и утигуров в степях Северного Черномория.
По мнению Д. Д. письменные источники сохранили имя одного вождя (князя) утигуров с 528/534 г. по имени Горд (Грод), который был крещен в Константинополе (с. 35-36). На наш взгляд более вероятно, что здесь идет речь об одном из потомков Ернаха/Ирника, как предполагает Ом. Притцак в своей отлично построенной хронологической схеме [27]. Гораздо точнее засвидетельствованы в письменных источниках некоторые конкретные вожди кутригуров и утигуров с середины и второй половины VI в. [28] Что касается вопроса о раннем распространении христианства среди протоболгар, то определенные сведения из житийной литературы обнаруживаются наиболее достоверно о VII в. [29] Если же говорить о существовании оногурской епископии того времени, то Д. Д. явно не воспользовался последними исследованиями по этому вопросу [30], которые заставили бы его быть осторожнее.
К концу своего изложения, посвященному письменным источникам о протоболгарах, Д. Д. выделил значительное место поздним и противоречивым сведениям Михаила Сирийского (с. 45-46). Отмечая обстоятельство, что в хронике „собраны вместе несколько относящихся к разным временам факты“, он обращает особое внимание на сведения о присутствии протоболгар в „стране аланов, которая называется Бразалия (Берзилия)“ и занята хазарами.
В качестве аргумента он приводит рассуждения, согласно которым „протоболгарское присутствие в этих местах (в Берзалии, т. е. на северо-восточном берегу Каспийского моря) подтверждается рядом других источников и принимается большинством современных исследователей“ (с. 46).
23. Agathiae Myrinae Historiarum libri quinque, Rec. R. Keydel (=CFHB II). Berollini, 1967, 17631-17711; Agathias. The Histories, tr. by J. D. Frendo (=CFHB, IIA). Berolini et Novi Eboraci, 1975, p. 146; ГИБИ, 2. C, 1958, 185-186.
24. О гуннах=болгарах см. Бешевлиев, В. Произходът и етническата принадлежност на първобългарите според византийските и латинските извори. - В: Сб. Ст. Ваклинов, 15-16; Българи-наемници в походите на Велизарий и Нарзес в Италия. - В: Българско Средновековие, 52-54.
25. Согласно М. И. Артамонову (История хазар, с. 87) поселение кутригуров и утигуров в области на востоке от Азовского моря произошло после 463 г., когда они объединялись в несколько племен, в которые входили гунны, болгары, оногуры и т.д.
26. Procopius Caesariensis. Opera omnia, 2, rec. J. Haury. Lippsiae, 1905, p. 5036-22; ГИБИ, 2, 138-139.
27. По мнению американского ученого вопросными протоболгарами управляли до середины VI в. потомки Ирника:
около 485 г. - Бузан,
ок. 505 г. - Мундо,
ок. 520 г. - Σιλγίβις,
ок. 527 г. - Γλώνις и Στύραξ,
534 г. - Γορδάς и после него Μουάγερος или Μούγελ,
538/540 г. - Βούλγαρ и Δρούγγ
(свр. Pritzak, Om. Die bulgarische Fürstenliste und die Sprache der Protobulgaren. Wiesbaden, 1955, 62-63).
28. Ibidem, p. 63 - кутригуры: ок. 550 г. - Χινιαλών и Σιννίων, 550-560 гг. - Ζάβερυαν; утигуры; 550-560 гг. - Σάνδιλχος, ок. 576 г. - Ἀνάγαιος (?).
29. Добрев, Ив. Нови вести за прабългарите в панегиричната литература. - Старобългарска литература, 11, 1982, 19-28.
30. Darrouzès, I. Notitiae episcopatuum Ecclessiae Constantinoplitanae (= Geographie ecclésiastique de l’Empire Byzantin, I). Paris, 1981, Notice 3, p. 242615 et notes.
16
К сожалению эти рассуждения являются лишь одной из многих гипотез об этнической характеристике живущего там населения. Таким образом, приложенное толкование соответствующего пассажа из хроники Михаила Сирийского - весьма неубедительно. Нельзя пренебрегать и обстоятельством, на которое обратил внимание еще В. Златарски: вопросные свидетельства могут отражать, хотя и не особенно точно, одну более позднюю действительность, по всей вероятности со второй половины VII в. [31] Или, другими словами, написанное Михаилом Сирийским свидетельствует о покорении земель, занятых протоболгарами, и о разгроме Кубратовой Болгарии хазарами.
С другой стороны, ряд ученых придерживаются мнения, что сведения Михаила Сирийскго отражают действительные события конца VI века. Например, М. И. Артамонов отмечает, что может быть в виду имеются некоторые передвижения протоболгар и других сродных им племен, в том числе и хазаров, происходящие в указанный период [32]. В последнее время и некоторые болгарские медиевисты готовы видеть в этих сведениях действительное переселение протоболгар из Тюркютского каганата на Балканский полуостров во времена царствования императора Маврикия [33]. Однако политическая обстановка, существовавшая по берегам Северного Черномория, заставляет нас отнестись к подобному утверждению с очень большой осторожностью [34].
Для более точного рассмотрения событий может быть привлечено одно дополнительное сообщение в более поздней компиляции тех же сведений Михаила Сирийского, находящееся в „Мировой хронике“ Бархеббрейе (1226-1286):
„Когда они достигли границ византийцев, один из них, чье имя Булгариос, взял 10 000 (человек) и перешел Танаис. Он построил свой стан между двумя реками Танаис и Дунай, которая тоже впадает в Понтийское море.“ [35]
На наш взгляд действительно возможно то, что во времена Маврикия какая-то протоболгарская группа высвободилась из тюркютской зависимости и поселилась в степях западнее Дона, т. е. в землях, которые населялись преимущественно кутригурами и формально находились под властью аваров [36]. Не желая, однако, просто заменить одного владетеля другим, эти протоболгары предпочли обратиться к более могущественной и богатой Византии. Особенно показательно то обстоятельство, что вначале они достигли границы византийцев и только тогда предприняли переход реки Дон.
31. Златарски, В. Известието на Михаил Сирийски за преселението на българите. - В: Избр. произв. 1. С., 1971, 52-64. Того же мнения придерживается и Altheim, Fr. (Geschichte der Hunnen, II. Die Hephtaliten in Iran. Berlin, 1969, 35-36), тогда как В. Бешевлиев (Първобългари. История, с. 69) считает, что его нельзя датировать до 865 г. (sic!).
32. Артамонов, М. И. История хазар, 130-131. См. в том же смысле и Gоldеn, P. В. Op. cit., 49-50.
33. Gusеlev, V. Op. cit., 28-29; Пeтpов, П. Указ. соч., 119-120.
34. Нельзя забывать, что именно во время Маврикия (582-602), Тюркютский каганат находился в союзных отношениятях с Византией (срв. Гумилев, Л. Н. Указ. соч., 107-108, 126, 132-134; Артамонов, М. И. История хазар, 139-140), которая вряд ли позволила бы себе принять на свою территорию беглецов, т. е. противников тюркютов.
35. Marquart, J. Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge. Leipzig, 1903 (Nachdruck: Darmstadt; 1961), 82-84; Altheim, Fr. Geschichte der Hunnen, 4. Die europäische Hunnen. Berlin, 1975, S. 29.
36.
· Hauptmann, L. Les rapports des Byzantines avec les Slaves et les Avares pendant ls second moitié du VIe siècle. - Byzantion, 4, 1927-1928, p. 169;
· Феxep, Г. Аваро-византийские сношения и основание аварской державы. - ААН, 5, 1954, № 1-2, с. 57;
· Гумилев, Л. Н. Указ. соч., с. 160;
· Szádeczky-Kardoss, S. Über die Wandlungen der Ostgrenze der awarischen Machtsphäre. - In: Szádeczky-Kardoss, S. Avarica. Über die Awarengeschichte und ihre Quellen (=Opuscula Byzantina, 8). Szeged, 1986, No 3, 153-162.
17
Следовательно можно предположить, что первые свои контакты с империей эти протоболгары оуществили именно посредством ее крымских владений. Таким образом они могли себе обеспечить и возможную византийскую поддержку против обоих сильных противников - аваров и тюркютов. Одновременно с тем Византии удалось создать потенциальную угрозу для своих врагов - аваров [37], как и возможность всегда дать извинительное объяснение высоко цененным в тот момент союзникам - тюркютам. Все это, однако, заставляет нас считать, что вопросные протоболгары со времен императора Маврикия остались жить только в качестве византийских союзников в степях между реками Дон и Дунай. Свидетельство Михаила Сирийского отражает более поздние события переселения Аспаруховых болгар или в крайнем случае размещение частей протоболгар на Крымском полуострове.
* * *
Точкой отправления для любого серьезного научного исследования считается хорошее знание предшествующих ему постижений. Оценку этого познания можно получить двумя путями: знакомство с основным текстом книги (и ее научного аппарата, разумеется), в котором должны найти отражение уже установленные факты, гипотезы и научные теории (за которыми стоят имена известных ученых); консультация по обязательному списку использованных источников и научной литературы. Второй путь значительно менее надежен, так как не случайное явление в этом случае включать исследования, которыми автор соответствующей книги пользуется только на уровне заголовка. В книге Д. Д. такого списка нет (отсутствует и объяснение). Остается воспользоваться первой возможностью. Внимательное прочтение книги (повторяем, не только рассмотрение заметок) показывает, что Д, Д. не знает или пренебрегал сознательно специалной литературой, которая хронологически вмещается в последние 60 лет. Причем речь идет не об устарелых сочинениях, которые могут присутствовать в новой книге выборочно, а о сочинениях, имеющих основополагающий характер, чья научная стоимость все еще не отщумела. Мы позволим себе упомянуть некоторые имена: Д. Моравчик [38], Д. Ласло [39], Л. Н. Гумилев [40], Ал. Авенариус [41], И. Боба [42], Д. М. Данлоп [43], П. Б. Голден [44],
37. Об аваро-византийских и аваро-тюркютских противоречиях того времени см.
· Гумилев, Л. Н. Указ. соч., с. 38;
· Zasterová, В. Les Avares et les Slaves dans la Tactique de Maurice (=Rozpravy Českosl. Akad. Věd, Rada Společ. Věd, r. 81, s. 3). Praha, 1971, p. 28;
· Avenarius, Al. Die Awaren in Europa. Amsterdam-Bratislava, 1974,151-152;
· Pohl, W. Die Awaren. Ein Steppenvolk in Mitteleuropa 567-822 n. Chr. München, 1988, 70-93, 128-147, 156-162.
38. Moravcsik, Gy. Zur Geschichte der Onoguren. - Ungarischer Jahrbücher, 10, 1930, No 1-2, 5990 (= Moravcsik, Gy. Studia byzantina. Budapest, 1967, 84-118).
39. Lászlo, Gy. Études archelogiques sur l’histoire de la société des Avares (= Archeologia Hungarica, 34). Budapest, 1955; Към историята на синовете на хан Кубрат (Бележки върху тълкуването на изворите за двукратното завоюване на Унгария). - В: Българо-унгарски културни взаимоотношения. С., 1980, 84-90.
40. Гумилев, Л. Н. Указ. соч.
41. Avеnarius, Al. Op. cit.; Awarische Überfälle und die byzantinische Provinzen am Balkan im 7. Jh. - In: Actes du Congrès International des Études byzantines, 2. Bucarest, 1975, 298-302; Die Konsolidierung des Awarenkhaganates und Byzanz im 7. Jh. - Byzantina, 13, 1985, 1021-1032.
42. Воba, I. Nomads, Northmen and Slavs. Eastem Europe in the 9th Century (=Slavo-Orientalia, 2). Wiesbaden, 1967; The Pannonian Onogurs, Khan Krum and the Formation of the Bulgaian and the Hungarian Polities. - BHR, 1983, No 1, 73-76.
43. Dunlоp, D. M. Op. cit.
44. Golden, P. B. Op. cit.
18
несколько сборников, содержащих исследования [45] и др. [46] Читатель легко может догадаться каковы последствия этого незнания или сознательно демонстрированного пренебрежения - с одной стороны, Д. Д. не воспользовался важными достижениями протоболгаристики, а с другой - он ставит перед собой задачи, которые нашли уже свой ответ. Если же посмотрим на использованную Д. Д. общую и специальную литературу с другой позиции, т. е. учтем не то, чего недостает, а то, что есть, увидим следующую картину: Д. Д. проявляет определенное предпочтение (чтобы не сказать пристрастие) к определенным авторам и их имена повторяются постоянно. Это имена В. Н. Златарското, Ал. Бурмова, М. И. Артамонова; а в определенных частях книги и С. А. Плетневой, А. В. Гадло и Д. Ангелова. Действительно каждый автор имеет право подбора, но в этой своей деятельности он должен руководствоваться сугубо научными соображениями.
IV. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И САМАЯ РАННЯЯ ИСТОРИЯ ПРОТОБОЛГАР
Проблемы, существовавшие вокруг происхождении и самой ранней истории протоболгар, волновали несколько поколений ученых, которые оставили нам сравнительно богатую специализированную литературу. Интерес к этим проблемам не утихает и сегодня, наоборот - увеличивается, так как круг источников значительно расширился. Потому не удивительно, что и Д. Д. обособил отдельный параграф первой главы своей книги, который озаглавлен „Происхождение и народностное имя протоболгар“ (присутствие этого текста входит в противоречие с заголовком самой главы). Однако читатель вряд ли останется удовлетворенным, если попытается понять, каково мнение автора по этим сложным вопросам, в чем его вклад и даже каково действительное современное состояние проблем. В сущности, большая часть этого параграфа представляет собой перечисление мнений болгарских и русских специалистов, причем не особенно точное, в связи с чем местами создается превратное впечатление.
45.
· Les question fondamentales du peuplement du Bassin des Carpathes du VIIIe au Xe siècle. Budapest, 1972;
· Relations between the Autochtonous Population and the Migratory Populations on the Territory of Romania. Bucureşti, 1975;
· Die Völker an der mittleren und unteren Donau im 5. und 6. Jh. Hrsg, von H. Wolfram u. F. Daim (=Österr. Akad. der Wissenschaften, Phil. hist. Klasse, Denkschriften, 145. Bd.). Wien, 1980;
· Turkic-Bulgarian-Hungarian Relations (VIth-XIth centuries). Budapest, 1981 (=Studia Turco-Hungarica, 5);
· Chuvash Studies (=BOH, 28). Budapest, 1982;
· Die Völker Südosteuropas im 6. bis 8. Jh. (=Südosteuropa Jahrbuch, 17). München-Berlin, 1987.
46.
· Feher, G. Bulgarisch-ungarische Beziehungen in den V.-XI. Jahrhunderten. Budapest, 1921;
· Pritzak, Om. Op. cit.;
· From the Säbirs to the Hungarians. - In: Hungaro-Turcica. Studies in honour of Julius Németh. Budapest, 1976, 17-30;
· Кollautz, A., H. Miyakawa. Geschichte und Kultur eines völkerwanderungszeitlichen Nomadenvölkes. Die Jou-Jan der Mongolen und die Awaren in Mitteleuropa, 12. Klagenfurt, 1970;
· Dobrowski, Kr., T. Nagrodska-Majchrzik, Ed. Tryarski. Hunowie europejscy, Protobulgarzy, Chazarowie, Pieczingowie. Wroclaw-Wrarszawa-Krakow-Gdansk, 1975;
· Кляшторный, С. Г. Праболгарский Тангра и древнетюркский пантеон.-В: Сб. Ст. Ваклинов, 18-22;
· Станилов, Ст. Селища и аули (Някои въпроси за преселението и усядането на прабългарите на Долния Дунав - VII-VIII в.). - В: Сб. Ст. Ваклинов, 100-105;
· Димитров, Хр. Аулите на ранносредновековна България (VII-IX в.). - ИП, 1985, № 2, 48-65;
· Рашев, Р. Дунавска България и Централна Азия. - В: Втори международен конгрес по българистика - Доклади, в: Българските земи в древността. България през Средновековието. С., 1987, 205-210 (дальше: ВМКБ);
· Аладжов, Ж., Н. Овчаров. Данни за прабългарско присъствие в Родопската област. - ВМКБ, 294-300.
Дальше здесь мы не будем давать новейших исследований по этой проблеме, вышедших в свет после опубликования книги Д. Д. Некоторые из них мы уже дали и будем давать только в наших примечания, чтобы послужить интересующимся специалистам.
19
Так В. Н. Златарски, хотя охарактеризован как ученый, который „наиболее полно обосновывает и популяризует тезис об азиатском происхождении протоболгар“ (с. 26), все-таки объявляется основоположником гуннской теории происхождения протоболгар. Таким образом Д. Д. выражает свое полное согласие с необоснованными обвинениями против В. Н. Златарското, отправленными Ал. Бурмовым. Более того, в стремлении занять целиком позицию последнего в критике против В. Н. Златарското Д. Д. выражает мнения, которые входят в противоречие с другими его выводами [47].
Если мы ознакомимся внимательнее с точкой зрения В. Н. Златарското, мы увидим, что по его мнению, хотя слишком часто и означаемые понятием „гунны“, протоболгары были этнической группой в разнородной массе гуннов, которая в первой половине VI в. разделилась на две основные группы - западная (кутригуры) и восточная (утигуры). Они были объединены вновь в 30-ые годы VII в. ханом Кубратом [48]. Но в целях облегчения Златарски предложил в периоде до 680-681 г. называть их „гунно-болгарами“ в отличие от формированой позже болгарской народности, чьих представителей он называл „славяно-болгарами“ [49]. Д. Д. кажется забывает, что в своей критике этой точки зрения, неизвестно почему названной „гуннской теорией о происхождении протоболгар“, Ал. Бурмов приходит к другой крайности, отрицая протоболгарскую принадлежность племен кутригуров и утигуров [50]. Эта гипотеза, кторая с основанием считается неприемлимой [51], была поддержана вначале единственно П. Петровым и венгерским ученым Д. Шимони [52], но впоследствии и они отказались от нее [53]. Сегодня выводы Бурмова об этнической принадлежности кутригуров и утигуров, насколько это нам известно, придерживаются (если не считать рассуждения Д. Д.) В. Т. Сиротенко и В. Бешевлиевым [54].
В параграфе, посвященном происхождению протоболгар, Д. Д. приводит и мнение М. И. Артамонова, согласно которому они представляли собой тюркоизированное угорское население [55]. В сущности, основу этого мнения составляет т. наз. огурская теория о происхождении протоболгар. Ее создателем с основанием считается венгерский ученый Д. Моравчик, который говорит, что протоболгары возникли как отдельная народностная группа в результате слияния гунов и огурских племен, т.е. возникли оногуры, чьими потомками стали как дунайские болгары, так и венгры [56]. Эта теория с известными изменениями воспринята многими учеными, к сожалению не цитированными в книге Д. Д. Так одним из первых ее последователей был П. Мутафчиев, по мнению которого
47. Так Д. Д. пишет: „Особенно показательный случай с историком В. Златарским, который открывает в этимологии этнонима болгаре доказательство о смешении собственно болгар с кутригурами и утигурами. Тезис В. Златарското основательно остро критиковался А. Бурмовым, который доказал несостоятельность ее исторической обосновки“ (с. 27).
48. Златарски, В. История, I, 1, 21-44.
49. Там же, с. 45.
50. Бурмов, Ал. Към въпроса за произхода на прабългарите. - В: Избр. произв., 1. С., 1967, с. 21 и прим. 6, 33-39; Въпроси из историята на прабългарите. - В: Избр. произв., 1, 66-67.
51. Срв. об этом самое общее в История на България. 2. С., 1981, 63-64.
52. Петров, П. Ал. Бурмов като историк на средновековна България. - В: Бурмов, Ал. Избр. произв., 1, с. 10. Тот же в изданном им; Златарски, В. История, 1,1.С., 1970, с. 83, прим. 68; Simonyi, D. Die Bulgaren des 5. Jahrhunderts im Karpatenbecken. - AAH, 10, 1959, 227-228.
53. Петров, П. Образуване на българската държава, с. 98; Шимони, Д. Панонските българи и формирането на унгарската народност. - В: Българо-унгарски културни взаимоотношения, 73-74.
54. Сиротенко, В. Т. Письменные свидетельства о булгарах IV-VII вв. - В: Славяно-балканские исследования. М., 1972, 206-207; Бешевлиев, В. Първобългари. История, с. 37.
55. Артамонов, М. И. История хазар, 82-85.
56. Moravcsik, Gy. Zur Geschichte der Onoguren, 84-118.
20
протоболгары представляли собой смесь гунов и огуров [57]. В настоящее время в болгарской историографии подобного взгляда придерживается и Д. Ангелов [58]. И именно поэтому сильное недоумение вызывает следующая фраза Д. Д.: „Д. Ангелов полагает, что земли к северу от Кавказа являются подлинной прародиной протоболгар“ (с. 27). Это заключение противоречит как истине, так и точному библиографическому указанию в заметках [59].
Возражения вызывает и вывод Д. Д. о присхождении и сущности болгарского народностного имени [60]. Кроме того, мы хотели бы обратить внимание, что гипотеза о вероятной тождественности протоболгар с засвидетельствованными в китайских источниках пу-ку (пю-кю) или бу-гу не принадлежала Б. Симеонову, а, насколько нам известно, советскому ученому В. Ф. Каховскому [61].
В определенных местах своего изложения Д. Д. без колебаний принимает существование уногундуров-болгар в IV в., что не отвечает исторической действительности. Это воззрение порождает некоторые неправильные заключения: „часть уногундуров-болгар переселилась в Армению, а другая - на юго-восток и заняла часть прикаспийской равнины Северного Дагестана. В неизвестном для нас времени третья группа уногундуров-болгар разместилась в Нижнекубанской низменности, на востоке от берегов Меотида (Азовского моря), превращаясь в ядро созданной Кубратом Великой Болгарии (с. 57). Таким образом Д. Д. утверждает категорически ошибочное мнение, что болгары Кубрата - уногундуры были вполне идентичны с протоболгарами с IV в., а это не соответствует даже элементарной исторической логике.
Не отвечают исторической действительности и взгляды Д. Д. на оногуров и утигуров. Неверно и то, что на одних и тех же местах жили сперва оногуры, а потом утигуры. По мнению Прокопия и Агафия, места обитания последних находились в землях Восточного Приазовья [62], тогда как Patria Onoguria нужно искать в Северном Предкавказьи [63]. Особые несогласия вызывает утверждение, „что ни в одном из доселе известных письменных источников не упомянуты одновременно уногундуры, утигуры и оногуры“ (с. 57). Действительно ни в одном источнике они не присутствуют рядом, но из сведений различных источников становится ясно, что утигуры и оногуры, например, существовали в одно и то же время. Д. Д. явно не был знаком с этими известиями, раз продолжает утверждать и далее, что знакомые в конце IV-V в. уногундуры-болгары, которые переместились на территории Восточного Приазовья в V-VI в., были известны
57. Мутафчиев, П. История на българския народ, 1. С., 1943, 78-79.
58.
· Ангелов, Д. Указ. соч., 120-123. О чужой историографии см. Moravcsik, Gy. Byzantinoturcica, 1, S. 67 (до 1958 г.);
· Bogyay, Th. V. Die Reiternomaden in Donauraum des Frühmittelalters. - In: Geschichte und Kultur Südosteuropas (=Südosteuropa-Schriften, 1). München, 1959, p. 99;
· Altheim, Fr. Geschichte der Hunnen, 1. Von den Anfängen bis zum Einbruch in Europa. Berlin, 1969, 17-20;
· Hellmann, M. Neue Kräfte in Osteuropa. - In: Handbuch der europäischer Geschichte. Hg. Th. Schieden Stutgart, 1976, S. 367;
· Czégledi, К. From East to West: The Age of Nomadic Migrations in Eurasia. Archivum Eurasia Medii Aevi, 3, 1983, p. 103;
· Pоhl, W. Op. cit., 22-27.
59. Ha c. 28, прим. 17 Д. Д. ссылается на Ангeлов, Д. Указ. соч., 108-110. В сущности на этих страницах Д. Ангелов рассматривает первые писменные упоминания о протоболгарах, когда они жили севернее Кавказа и начали переселяться в Армению во второй половине IV века. Но Д. Ангелов принимает на с. 106, что „возникновение протоболгарского этноса связано с постепенным распадом большой этнолигвистичной общности, живущей в III-I в. до н. э. в Центральной Азии, около горы Алтая“.
60. Срв. Ангелов, Д. Указ. соч., с. 110.
61. Каховский, В. Ф. Происхождение чувашского народа. Основные этапы этнической истории. Чебоксары, 1965, 170-171. См. тоже рецензию А. X. Халикова книге Д. Д. (ИП, 1988, № 5, с. 86), в которой, однако, не дается никаких библиографических указаний.
62. См. здесь прим. 23, 26.
63. Moravcsik, Gy. Zur Geschichte der Onoguren, 90-91.
21
под именем оногуры, а в середине и второй половине VI в. - как утигуры (с. 84). Все это предполагает, даже требует нового рассмотрения проблем вокруг происхождения и самой ранней истории протоболгар, как и судьбы отдельных протоболгарских племен. Здесь мы удовлетворимся только отдельными заметками.
Сравнительно недавно идеи Д. Моравчика и М. И. Артамонова были подхвачены А. К. Амброзом, предложившим чуть более различную и одновременно весьма интересную гипотезу о гуннах как о тюрко-язычной группе. По мнению советского ученого, часть тюрков получили свое наименование от группы воинов гун-ну, которые спаслись на запад после поражения, нанесенного им китайцами в 155 г. [64]. Впоследствии эта тюркоязычная гуннская группа восприняла преимущественно угорскую материальную и духовную культуру идея, высказанная и советским тюркологом Л. Н. Гумилевым [65]. Особое внимание заслуживает обстоятельство, что гунны принадлежали к тюркской этническоязыковой общности [66]. Во многих случаях современные ученые забывали или пренебрегали этой констатацией и даже отрицали принадлежность протоболгар к гуннам только потому, что протоболгары не были тюрками [67], или приходили к другой крайности - протоболгары не были тюрками, потому, что они гунны [68]. В сущности нет ничего ошибочного в выводе О. Менхен-Хельфене, что протоболгары были гуннским племенем, сродного племенам акацири и сабири [69], т. е. протоболгары были тюрками по происхождению в рамках сродной им гуннской политической общности в IV-V в. Мы не должны забывать и черезвычайно важное и аргументированное мнение Ом. Притцака, согласно которому первая, засвидетельстванная в „Именнике протоболгарских ханов“ династия „Дуло“, называемая еще и Вихтун, идентична знакомой из китайских источников гуннской фамилии Мао-тун, чей представитель Shan-yü (= Авитохол) был одним из вождей гун-ну; оглавлял самую западную ветвь гуннов и осуществил в 153 г. их передвижение на запад [70].
64. Амброз, А. К. Кочевнические древности, с. 23.
65. Гумилев, Л. Н. Указ. соч., 23-25. Там представлена и весьма интересная легенда, согласно которой древние тюрки произошли от западных гуннов, но не прямо, а мистически. Тот же автор, однако, убежден, что знакомые в Европе гунны, наряду с болгарами, печенегами и узами являются сродными по языковому признаку тюркскими племенами.
66.
· Аlthеim, Fr. Geschichte der Hunnen, 5. Niedergang und Nachfolge. Berlin, 1962, 318-323;
· Haussig, H. W. Über die Bedeutung der Namen Hunnen und Awaren. Ural-altaische Jahrbücher, 47, 1975, 95-103;
· Gοlden, P. B. Op. cit., 28-29.
Некоторые авторы говорят о племенах сарагурах, оногурах, утигурах, кутригурах, огурах и болгарах как об „огурских тюрках“ (срв. Gοlden, Р. В. Ор. cit., 30-34; Сzégledy, K. Op. cit., 36-40, 103-110; Pоhl, W. Op. cit., 25-26; Пeтpов, Π. Образуване на българската държава, с. 98).
67. См. в том же смысле Бурмов, Ал. Към въпроса за произхода на прабългарите, с. 33.
68. Срв. Симеонов, Б. К вопросу о присхождении и этнической принадлежности праболгар. Балканско езикознание, 1982, № 3, 51-58.
69.
Maenchen-Hеlfen, O. J. The World of the Huns. Studies on Their History and Culture. Berkeley-Los Angeles-London, 1973, 432-433;
Demourgeot, E. La formation de l’Europe et les invasions barbares. T. 2, vol. 1. De l’avénement de Diocletian au début du VIe siècle. Paris, 1979, p. 343;
Fоlz, R., A. Guillоu, L. Musset, D. Sоurdel. De l’Antiquité au Monde médiéval (=Peuples et civilisations, 5). Paris, 1972, p. 42.
70. Год 153 потверждается и данными „Именника“ (если из 453 - год смерти Атилы, вычислим 300 лет - управление Авитохола). Сам Мао-тун был наследником Shan-yü, который основал в 207 г. азиатскую империю Хунну (срв. Рritzаk, Om. Die bulgarische Fürstenliste, 37-38). В болгарской историографии этот тезис частично воспринимался В. Бешевлиевым (Първобългари. История, с. 84), который тоже считает, что Вихтун - имя личное, но не идентичное Мао-тун, а принадлежащее последнему представителю рода Дуло, управяющему Болгарией - князью Вихтун (?). Недавно схему Притцака полностью воспринял Москов, М. Именник на българските ханове (ново тълкуване). С., 1988, 144-159, однако принимавший, что Авитохол не имя, а исторический эпоним. Срв. Димитров, Хр. Историческата действителност в „Именника на българските ханове“. - В: Сб. Преслав, 4, отг. ред. Ив. Божилов. С., 1993, 241-249.
22
Эта гуннская традиция в исторической памяти протоболгар [71] очень важна для выяснения их происхождения, прародины и их первоначальной исторической судьбы. Разумеется, это ни в коем случае не означает, что следует ошибочный вывод, будто бы протоболгары были чисто гуннским племенем. Факт, что существующая традиция засвидетельствована и в исторической памяти мадьяров, не дает оснований исследователям считать их гуннским племенем [72].
В последние десятилетия родилась новая концепция, которая в своей сущности как будто бы является компромиссной и балансирующей между существувющими точками зрения. В наиболее полном виде она была выражена в книге Ал. Авенариуса, по мнению которого протоболгары возникли как самостоятельная этническая группа, когда они жили совместно с гуннами и участвовали во всех их походах [73]. В V-VI в. из них формировались две основные протоболгарские группы: паннонские и „черноморские“ болгары [74]. Последние представляли собой более новую этно-историческую общность, так как образовались из смешения истинных протоболгар, возвратившихся в степи Северного побережья Черного моря (остальная часть продолжила свое самостоятельное существование в Панонии), и гуннским (?) племенем утигуров, которые впоследствии вместе с оногурами формировали т. наз. Кубратовых болгар (уногундуров). К ним позже присоединились и кутригуры, доселе занимавшие более самостоятельное, междинное место между паннонскими и черноморскими болгарами [75].
Эта схема Авенариуса подкрепляется в основном письменными источниками, хотя они позволяют внести некоторые коррекции. Так извещение в Анонимном римском хронографе 354 г. [76], подтвержденное и одним сведением в хронике Моисея Хоренского [77], показывает, что протоболгары появились и существовали хотя бы в первое время отдельно от гуннов. На территорию Предкавказья они попали или увлеченные ими, или же самостоятельно, но испытывая давление гуннов. Связывая прочно свою судьбу на протяжении примерно одного века с гуннским нашествием на Европу [78] после смерти Атиллы в 453 г., часть их возвращается в степи северо-западного побережья Черного моря [79], продолжая существовать самостоятельно там и в первой половине VI в. Об этом недвусмысленно свидетельствует готский историк Иордан [80].
71. Срв. История на България. 2, с. 62, 88 и прим. 15; Воzhilоv, Iv. El nacimento de la Bulgarie medieval (problemas metodológicos, termimológicos y topológicos). Revista Universidad Complutense. Madrid, 41, 1988, p. 49.
72. Срв. Székеly, Gy. La conquête turcobulgare et la formation de l’Etat bulgare. - In: Turkic-Bulgarian-Hungarian Relations, p. 9.
73. Avenarius, Al. Die Awaren in Europa, S. 24.
74. Ibidem, p. 25.
75. Ibidem, 27-28. В несколько упрошенном виде та же концепция представлена А. В. Гадло (Этническая история Северного Кавказа. Л., 1979, 58-59, 79-80, 97). В его схеме на месте утигуров присутствуют оногуры, которые впоследствие распались на утигуры и кутригуры. Эти идеи воспринимает в некоторой степени и Д. Ангелов. (Указ. соч., 107-108). Гораздо шире подобная схема представлена П. Юхасом (Указ. соч., 16-22, 49-51, 65-66, 142-144, 411-414) - он связывает оногуров как предков болгаров и мадьяров с древним именем тинг-линг, знакомое из китайских источников; см. тоже Роhl, W. Op. cit., 25-26, S. 342-Anm. 30, S. 439-Anm. 34.
76. Chronographus anni CCCLIII. Ed. Th. Momsen. - MGH, AA, 9, 1891, Liber generationibus, p. 105; ЛИБИ, 1, c. 82.
77. См. История на България, 2, с. 60.
78. Там же, с. 62; Бешевлиев, В. Първобългари. История, с. 9; Gusеlev, V. Op. cit, p. 10 с указ. лит.
79. Веševliev, V. Extrema minoris Scythiae. - In: Memoriam Constantini Diacoviciu. Cluj, 1974, 35-37; Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, 85-86.
80. См. здесь прим. 19.
23
Вероятно к середине VI в. в их места обитания начали проникать отдельные угорские племена, которые были в известной мере тюркоизированными. Возможно эти племена отделились от оногурской массы в Предкавказьи или же оторвались от основной массы в Приуральи, но так или иначе в степях Северного Черномория появился новый этнический элемент - тюркоизированные угорские племена. Неясно, произошло ли их приобщение к протоболгарской и гуннской массе мирным путем, или путем насилия, но важно то, что их имена - кутригуры и утигуры, заняли значительное место в хрониках, отражающих события со второй половины VI в. [81]
Как видно, проблема происхождения протоболгар очень сложная и при всем ее изучении нужно давать себе отчет о реальной этнической и политической картине в Передней Азии и Восточной Европе, существовавшей на протяжение нескольких столетий. Если необходимо несколькими словами очертить развитие этнических процессов среди различных протоболгарских племен, отметим следующее: до середины VI в. протоболгары существовали как самостоятельное тюркское племя, которое передвигалось постепенно от Центральной Азии к Предкавказью. Впоследствии болшая их часть смешалась с гуннскими племенами и постепенно отправлялась из Восточной к Центральной Европе. Во второй половине V и первой половине VI в. значительное число протоболгар вернулись обратно и продолжили существовать самостоятельно в степях Северного Черномория. К середине VI в. среди них начали появляться значительные угорские тюркоизированные группы - племена утигуров и кутригуров, постепенно растворившие в себе местное протоболгарское и гуннское население или наоборот, были интегрированы им. Второе кажется более вероятным, так как, несмотря на известный перерыв, имя „болгары“ успело утвердиться уже со смыслом „смешивать“, а не со своим значением первоначального этнонима старых болгар [82]. Во второй половине VI и начале VII в. племена кутригуры, утигуры, а и оногуры представляют собой новую протоболгарскую общность, возникшую после смешения тюрко-болгар и гунноболгар с угорскими этническими элементами.
V. ПРОТОБОЛГАРЫ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ, ПРИАЗОВЬЕ И СЕВЕРНОМ ПОБЕРЕЖЬ
ИE ЧЕРНОГО МОРЯ (ДО НАЧАЛА VII В.)
В главе I своей книги Д. Д. обособил археологические данные о протоболгарах в период VI-VII в. в три определенные параграфа: Северо-Восточное Приазовье и Северный Дагестан, земли Восточного Приазовья и северного берега Черного и Азовского морей (с. 57-100). Как это видно, идея Д. Д. проследить материальную культуру протоболгар в трех географических районах, которые они населяли одновременно или последовательно. Эта идея - нельзя отрицать - заслуживает внимания. Если будет реализована, она представила бы интересную картину протоболгарского присутствия в указанных областях. Что оказалось в действительности?
В самом начале Д. Д. рассматривает основные черты протоболгарской материальной культуры, которые не могут удивить болгарскую историографию (с. 58-59). Начиная с условия, что характеристики ранней материальной культуры протоболгар делаются на основании памятников VIII-IX в., Д. Д. вдруг решает, что „почти все исследователи считают, что протоболгары заимствовали в основном свою материальную культуру от сарматов ... (в сущности по его мнению это А. П. Смирнов,
81. Срв. История на България, 2, 62-63.
82. Подробнее о значении имени „болгары“ см. Петров, П. Образуване на българската държава, с, 99; Ангелов, Д. Указ. соч., с. 110.
24
В.Т. Сиротенко и Ал. Бурмов - с. 78, ссылки 23, 24)... По этой причине необходимо обозначить некоторые основные моменты этнокультурной истории большого сарматского массива“ (с. 60). Данный очерк, однако, слишком обстоятельствен (с. 60-65), отягчает изложение, разрывает содержание и ничем не способствует решению поставленных проблем.
Весьма гипотетично звучит, несмотря на подробные рассуждения, то, что „самые ранние“ захоронения у Ново-Лабинской, Чирюртского некрополя, Андрейаулского городища и других подобных памятников из тех же районов (с. 65-74) оставлены протоболгарами. Недостаточно убедительны опыты автора объяснить эти захоронения единственно присутствием протоболгар в этих местах, забывая о хазарах (с. 75-77). Нельзя пренебрегать, например сведениями Феофана и Никифора, привлеченные самим Д. Д., что к середине VII в. хазары уже занимали часть земель Берзилии и античной Сарматии, т. е. те места, о которых идет речь. Даже если учесть возможность присутствия компактных групп протоболгар на этих землях (примерно до середины первой половины VIII в.), хотя уже и под хазарской властью, о надежной характеристике отдельных памятников материальной культуры типа протоболгарской вряд ли можно говорить. То же можно было бы сказать и от предложенных этнических характеристиках некоторых некрополей, расположенных на территории Восточного Приазовья - Борисовского, Пашковского, и того, что при реке Дюрсо, рядом с Новороссийском, хотя в некоторых случаях автор проявляет бòльшую осторожность.
Склонность Д. Д. пользоваться некоторыми более старыми публикациями, преимущественно С. А. Плетневой, проявляется в обозрении археологических памятников „по северному берегу Черного и Азовского моря в VI-VII в.“ (с. 94-100). Этим объясняется и обстоятельство почему автор счел, что нет некрополей того времени, которые имели бы связь с протоболгарами. Все-таки подобный подход не оправдывает отсутствия какого бы то ни было отношения к памятникам т.наз. Пастушеской культуры, которые можно связывать именно с кутригурами в VI-VII в. [83] Неоправдана и идея Д. Д. охарактеризовать археологическую картину VI-VII в. более поздними памятниками. Д. Д. явно не было известно, что в степных районах Северного Черномория, на востоке от реки Днепр, открыто несколько единичных захоронений, которые можно отнести к кочевническому населению того времени (VI-VII в.). Среди них и единственное, известное до сих пор захоронение с обрядом трупосожжения у Новогригориевки [84]. Хотя и сильно поврежденное, захоронение у Белозерки, где использован обряд трупоположения, выявляет тенденции к ориентации восток-запад [85], засвидетельствованной и в протоболгарских захоронениях более позднего периода.
VI. СТАРАЯ ВЕЛИКАЯ БОЛГАРИЯ
Больше всего возражений из-за многочисленных повторов, неточностей и пропусков вызывает последний параграф первой главы под заголовком „Старая Великая Болгария“ (с. 101-127). Начнем с процесса консолидации протоболгарских племен: „Чужое рабство, в которое попали протоболгары, ухудшило экономическое положение широких слоев населения,
83. Артамонов, М. И. Етническата принадлежност и историческото значение на Пастирската култура. - Археология, 1969, № 3, 1-9; Некоторые вопросы отношений восточных славян с болгарами в процессе их заселения Среднего и Верхнего Поднепровья. ~ СА, 1974, № 1, 245-251 ; Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, 87-89.
84. Амброз, А. К. Кочевнические древности, с. 19. Ближе этого захоронения было неожиданно открыто находище обгорелых вещей того же времени, о котором предполагается, что представляет собой символическое захоронение.
85. Там же, с. 112, рис. 8, № 12.
25
усилило недовольство против поработителей и создало предпосылки для объединения и общей борьбы в целях освобождения“ (с. 101). Такую наивную схему вряд ли было нужно предлагать специалистам, для которых предназначена книга. Д. Д. попытался представить различные мнения „о времени, когда борьба Кубрата увенчалась успехом и была создана Великая Болгария“ (с. 101-102). В этом изложении не только не достает личного мнения автора, но и само обозрение является неполным - необъяснимо, например, почему не использована хронология, предложенная Ом. Притцаком, если, судя по заметкам в научном аппарате, Д. Д. знал его работу (с. 28, заметка 3). Значительное место он уделил вопросу о„границах объединения Кубрата“ (с. 102-107) - это бесспорно исключительно важный вопрос. К сожалению, предложенный обстоятельственный рассказ грешит рядом несовершенств и, что важнее, оставляет ошибочное впечатление будто бы некоторые вопросы поднимаются чуть ли не впервые. В действительности на бòльшую их часть историография давно дала ответ.
Д. Д. приходит к некоторым выводам о политической истории Кубратовой Болгарии, которые не могут не вызвать наши возражения. По его мению „Все еще отсутствовали необходимые предпосылки перерастания племенного союза в государство. По этой причине вскоре после смерти хана Кубрата, примерно в середине VII в., опиравшийся на бесспорный авторитет своего создателя союз распался" (с. 107). Если отбросим в сторону вопрос о том, что подобное объяснение методологически неправильно из-за выдвижения единственно роли субъективного фактора, мы должны отметить несоответствие как данных, найденных в письменных источниках, так и некоторых современных постижений [86].
Д. Д. затрагивает между прочим и вопрос о хазарской экспансии, не ставя, однако, и не пытаясь дать ответ самой главной проблеме - куда были вытеснены на запад протоболгары Аспаруха, или в каких местах они успели остановить давление хазаров. Вместо этого он категорически заявляет: „Письменные источники осветляют хуже всего время и способ проникновения хазаров по северным берегам Азовского моря между Доном и Днепром - земли, обитаемые котрагами“ (с. 108). По нашему мнению, такой вывод неправилен и неточен хотя бы по двум причинам: во-первых - письменные источники дают косвенные сведения по этому вопросу; во-вторых - автор кажется склонен считать, что наступление хазаров распространялось на западе только до реки Днепр, что едва ли отвечает действительному состоянию вещей.
Далее Д. Д. утверждает: „Об упорном сопротивлении, оказанном жителям этого района хазарской экспансии, существуют яркие археологические доказательства. Это несколько подлинных и „мнимых“ сокровищ, найденных на левом берегу Днепра, „после чего следует описание находок из Малой Перещепины, Вознесенское, Глодоси, Зачепиловка и др." (с. 109-113). Прежде всего мы задали бы вопрос, как несколько открытых сокровищ могут послужить ярким доказательством „упорному сопротивлению“? Кроме того, что означает определение „настоящие“ и „мнимые“ сокровища?
Перечисленные, хотя и вкратце, несовершенства, недостатки и ошибки вызывают необходимость нового, более углубленного и полного исследования всех проблем вокруг возникновения, формирования границ и распада Старой Великой Болгарии. Разумеется, в рамках нашей статьи эти проблемы могут быть поставлены, но изучить их исчерпательно невозможно.
Начнем с предпосылок, вызвавших возникновение Кубратовой Болгарии. Их нужно искать в процессах гораздо более сложных, протекающих в рамках протоболгарского общества в конце VI и начале VII в.
86. Gуörffу, Gy. Autour de l’Etat des semi-nomades: le cas de la Hongrois (=Studia historica, 95). Budapest, 1975; Avenarius, Al. Stepné národy v Evrope: Charakter a vývoj avarskej spoloénosti. - Historický časopis, r. 36, 1988, č. 2, 145-158; Pоhl, W. Op. cit., 270-274.
26
Как раз в это время, судя и по результатам археологических исследований, протоболгары в Тюркютском каганате пользовались относительной этно-культурной самостоятельностью [87]. Эти условия оказали благоприятное воздействие на поступательное развитие социально-экономических процессов, характерных для соответствующего периода развития кочевничества, когда созрела необходимость создания независимого военно-политического объединения протоболгар. В начале VII в. управляющая тюркютская династия Ашин видимо ослабла - каган стал марионеткой в руках племенных вождей, которые организовались в различные группировки и повели борьбу между собой. При этом самыми сильными претендентами, имевшими перевес, оказались два племенных союза: дулу в Семиречии и Западной Джунгарии и нушиби - в Западном Тянь-шане, около озера Иссык-Куль. И первый, и второй союзы объединяли по пять племен, т.е. десять племен, которые составляли Тюркютский каганат [88]. Во главе племенного союза дулу (дуло?) в то время стоял, согласно китайским летописям, Моходу-хеу (Черный всадник), который в 624 г. послал в Китай специальную миссию посланцев с целью обеспечить себе поддержку в борьбе против нушибийцев [89]. Этот именно Моходу-хеу вполне основательно отождествляется с Органом у Никифора, который в 619 г., может быть, в тех же целях посетил Константинополь и был там крещен [90]. В 630 г. та же самая личность подняла на восстание племенной союз дулу и убила своего племянника по линии отца - тюркютского кагана Тун-джабгу, но в следующем 631 г. потерпел поражение и сам был убит в решающей битве [91]. После того в исторических источниках руководителем протоболгарских племен, которые тем временем перешли на сторону дулу, стал племянник Органа по линии матери - Кубрат [92]. Но здесь мы сталкиваемся с другой проблемой. Когда-то В. Златарски высказал мнение, что Органа может быть отождествлен с Гостуном из „Именника“, что, вопреки попыткам ученых это оспорить, сегодня принимается большинством исследователей [93]. И действительно, на первый взгляд кажется, что Моходу-хеу = Органа управлял тюркютским каганатом в 630-631 г., т. е. 2 года, или столько же, сколько, судя по „Именнику“, правил Гостун [94]. Но как утверждает Ом. Притцак, тоже принимающий идентификацию Гостун = Органа, он правил протоболгарами в 603-605 г., после чего погиб в войне с аварами [95]. И так как хронология Притцака для „Именника“ по нашему мнению самая приемлемая из всех предложенных до сих пор, есть на первый взгляд значительное противоречие - выходит, что Гостун = Органа = Моходу-Хеу, управлял протоболгарами с 603-605 г., по мнению Никифора, был жив и посетил Константинополь в 619 г., а, согласно китайским источникам, в 630-631 г. был тюркютским каганом.
87. Ковалевская, В. Археологические следы пребывания древних болгар на Севернем Кавказе. - В: Плиска-Преслав, С., 1981, 43-52.
88. Гумилев, Л. Н. Указ. соч., с. 150; Димитров, Хр. Историческата действителност, с. 243.
89. Артамонов, М. И. История хазар, с. 162.
90. Там же, с. 163; Гумилев, Л. Н. Указ. соч., с. 203; Петров, П. Образуване на българската държава, с. 123.
91. Гумилев, Л. Н. Указ. соч., с. 202; Петров. П. Образуване на българската държава, с. 123.
92. По мнению Л. Н. Гумилева (Указ. соч., с. 202), после того как убил Тун-джабгу, Моходу-хеу начал называть себя Кюлюг Сибир хан (Кюйли Сиби хан), а наименование Органа, которым стал известен среди византийцев, могло прийти от прозвища Ураган, которое в монгольском языке означает „родственник по линии жены“, а это еще раз показывает, со своей стороны, что тот самый был дядей, т.е. братом матери Кубрата.
93. Златарски, В. История, I, 1, с. 85 сл. Его мнение пытался оспорить Ал. Бурмов (Въпроси из историята на прабългарите, 69-70), не предлагая однако другого, более убедительного объяснения. О Гостун = Органа = Моходу-хеу см. и комментар Ив. Божилова (Стара българска литература. Т. 3. Исторически съчинения. С., 1983, с. 346).
94. Дуйчев, Ив. „Именникът на първобългарските ханове“, с. 11 ; Стара българска литература, 3, с. 39.
95. Pritzak, Om. Die bulgarische Fürstenliste, S. 36, 41-42; Димитров, Хр. Историческата действителност, 244-245.
27
По существу, противоречие отпадает, если мы откажемся от предположения Притцака, что вопросная личность нашла свою гибель в 605 г. Если сказать другими словами, мы знаем только отдельные моменты из биографии этого замечательного протоболгарского политического деятеля: в 603-605 г. он правил протоболгарами в качестве наместника, т. е. может быть регентом от имени несовершеннолетнего Кубрата - потомственного вождя, который стал совершеннолетним именно в 605 г., а его дядя (брат матери) продолжил свою политическую карьеру, которая не нашла отражение в „Именнике“, но нашла свое место в других источниках, раскрывающих его прежде всего вождем политического союза дулу.
Все еще нет единого мнения по вопросам о границах Старой Великой Болгарии. Рассмотрим проблему о западной границе и возможное включение кутригуров в пределы Кубратовой Болгарии. Особенно подробно мнение о присоединении земель кутригуров (между Доном и Днепром), которые до тех пор находились поп номинальной властью аваров — впрочем поддерживаемое и другими учеными [96] - было аргументировано Ив. Божиловым [97] и воспринято другими исследователями [98]. Д. Д. решил, однако, дополнительно осложнить проблему, начиная с высказанной Ф. Вестбергом гипотезой, что в своем описании протоболгарских местообитаний Феофан назвал имя Куфис, имея в виду реку Кубань, так же и реку Южный Буг, не принимая, однако, что последняя входила в пределы Кубратовой Болгарии. Так вносится еще большая путанница: в начале Д. Д. принимает, что согласно Феофану вопросная река, т. е. Куфис, впадает „скорее всего в Днепровский лиман“. Сразу после этого он делает два совершенно противоположных и исключающих один другое утверждения:
„Совершенно возможно, что под этим именем [Куфис] скрыты смутные представления древнего автора о Северском Донце, реке, протекавшей по тем местам и впадающей в Дон северо-восточнее Азовского моря. Из-за недостаточных географических познаний от этом дальнем районе, вполне естественно, что автор спутал направление движения реки, принимая ее конец за начало (sic!), а устьем - знакомую, впадающую в Черное море реку Хипанис - Куфис“ (с. 104).
Итак выходит, что, упоминая Куфис, Феофан имел в виду „отток“ от р. Дон (Северский Донец), который при этом пересекал реку Днепр и впадал в Черное море западнее его. По нашему мнению какими бы недостаточными ни были географические познания Феофана, подобное представление исключает даже элементарное знание региона. А этого мы не можем допустить.
В сущности замешательство, вызванное отождествлением реки Куфис, происходит из желания Д. Д. не противоречить уже утвержденному мнению, что западная граница Кубратовой Болгарии достигала только до реки Днепр. Но в таком случае он просто не должен был подхватывать идею Вестберга, что Куфис = Южный Буг. А если Д. Д. занимался бы более углубленно этим вопросом, он заметил бы, что другой, более поздний византийский автор - Константин Багрянородный в своем сочинении „Об управлении империи“, употребил для описания той же реки (Южный Буг) два очень близкие „Куфису“ названия: Κουβοῦ, Κουζοῦ [99].
96. Мутафчиев, П. Указ. соч., с. 113; Гумилев, Л. Н. Указ. соч., с. 204; Lеmerle, Р. Invasions et migrations dans les Balkans depuis la fin de l’epoque romaine jusqu’au VIIIe siècle. - Revue historique, 211, 1954, p. 297 (=Lеmerle, P. Essais sur le Monde byzantin. VR CS London, 1980, 1); Obolensky, D. The Byzantine Commonwealth. Eastem Europe 500-1453. London, 1971, p. 62; Tryarski, Ed. Protobulgarzy. -W: Kr. Dobrowski, T. Nagrodska-Majchrzik, Ed. Tryarski. Op. cit., 173-174; Pоhl, W. Op. cit., 271-273.
97. Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, 87-90.
98. Gusеlev, V. Op. cit., 29-30; Петpов, П. Образуване на българската държава, с. 128; Юхас, П. Указ. соч., 227-228.
28
Итак, не нужно совершенно исключать вероятность, что власть Кубратовой Болгарии распространялась на запад и хотя бы в определенные моменты доходила до реки Южный Буг [100].
Почти идентично положение и с „рассуждениями“ Д. Д. о восточной границе Кубратовой Болгарии. Он соглашается с давно утвердившимся мнением, что она проходила по холму Ергени рядом с Ставропольскими возвышениями. Но он поднимает и совершенно напрасно давно решенный спор, связанный с высказанной В. Ф. Геннингом и А. X. Халиковым идеей о перемещении границ по линии Донецких возвышений. И естественно - опровергает эту идею. В то же время он остается совершенно безразличным к гипотезе П. Петрова (которую даже не упоминает), что восточную границу Кубратовой Болгарии нужно искать по нижнему течению Волги и западному побережью Каспийского моря [101]. На наш взгляд, коррекция, предложенная Петровым, неосновательна хотя бы потому, что затрагивает местообитания хазаров, которые к тому времени начали создавать свое собственное государство на западном побережьи Каспийского моря, с устья реки Волги до северных склонов Кавказа [102].
Уже шла речь о произвольном толковании Д. Д., когда он рассматривает распадание Старой Великой Болгарии. Поэтому позволим себе несколько замечаний по данному вопросу. По Феофану:
„после того как они разделились таким образом на пять частей и стали малочисленны, из глубин Берзилии, первой Сарматии, вышел великий народ хазар и стал господствовать на всей земле по ту сторону вплоть до Понтийското моря; сделав своим данником первого брата Батбаяна, властителя первой Болгарии, получает с него дань и поныне.“ [103]
Почти то же сообщает и патриарх Никифор:
„И так как этот народ разделился и рассеялся, племя хазар, поскольку оно поселилось поблизости от сарматов, из глубины страны, называемой Берилия, стало с тех пор безнаказанно совершать набеги. Они подвергли нападениям все селения в землях за Понтом Эвксинским и достигли моря. Затем, подчинив Баяна, они заставили его платить дань.“ [104]
Из цитированных пассажей выходит, что основной причиной распада старой Великой Болгарии было разделение страны между пятью сыновьями Кубрата. Только после этого высказывается мысль, что по этой причине они не могли устоять хазарскому давлению. Некоторые исследователи не без основания полагают, что хронисты нарушили структуру своего рассказа и считают, что в сущности распад Кубратовой Болгарии и расселение протоболгар было вызвано сильным хазарским ударом [105].
99. Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio (DAI). Ed. Gy. Moravcsik—R. J. Jenkins. Budapest 1949 (=DOT 1,1967), § 38, p. 17469; § 40, p. 17624; DAI, 2. Commentary. Ed. R. J. H. Jenkins, D. Obolensky, F. Dvornik, Gy. Moravcsik. London 1962, p. 169; Воžilоv, Iv., Hr. Dimitrov. About the Historical Geography of the Northern Black Sea Coast. — BHR, 1985, № 4, p. 68.
100. Эту идею высказал еще Г. Фехер (Аваро-византийские сношения, с. 57). Срв. то же Константин Багрянородный. Об управлении империи, текст, перевод, комментарий, под ред. Г. Г. Литаврина, А. П. Новосельцева. М., 1989, с. 163, 394-прим. 27.
101. Петров, П. Образуване на българската държава, с. 129.
102. Срв. Магомедов, М. Г. Образование Хазарского каганата. М., 1983, 174—175.
103. Theophanis Chronographia, 1. Rec. C. de Boor. Lipsiae 1883 (Reprint; Hildesheim-New York 1980), p. 3585-11 (ГИБИ, 3. C., 1960, 262-263); Anastassii Bibliothecari summae ac apostolicae sedis Chronographia tripertita. - In: Theophanis Chronographia, 2, p. 22618-22 (ЛИБИ, 2. C, 1960, c. 248).
104. Nikephoros Patriarch of Constantinople. Short History. Ed. C. Mango (=DOT 10/CFHB 13). Washington, D. C. 1990, 3527-34, p. 88 (ГИБИ, 3, c. 295); для Феофана и Никифора см. тоже Чичуров, И. С. Византийские исторические сочинения: „Хронография“ Феофана, „Бревиарий“ Никифора - тексты, перевод, комментарий, М., 1980, с. 37, 61; 153-154, 162.
105. Кулаковский, Ю. История Византии, Т. 3 (602-717). Киев 1915 (=VR London 1973), 378–379; Бурмов, Ал. Създаване на българската държава. - В: Избр. произв., 1, с. 132; Петров, П. Образуване на българската държава, 132-133; Бешевлиев, В. Първобългари. История, 44—45.
29
Каким бы неосновательным не было предположение, все-таки нельзя забывать, что оба автора настаивают на том, что протоболгары потеряли свою силу и способность устоять хазарскому нажиму именно потому, что власть была разделена. Особенно показательно, что каждая из этих пяти частей продолжила своим собственным путем историческое существование. Следовательно можно принять, что еще до расселения они были уже обособленными и военнополитически. Но как была достигнута такая децентрализация в Старой Великой Болгарии?
Согласно „Именнику“, власть перешла к Безмеру (после смерти Кубрата), основательно отождествляемого с Баяном (Батбаян) — старшим из сыновей, который правил только три года [106]. С другой стороны и Феофан, и Никифор подчеркивают, что после столкновения с хазарами наследник Кубрата „стал их данником“, тогда как остальные сыновья расселились под хазарским давлением, что наводит на мысль об их несогласии с пораженческими действиями их брата и верховного владетеля [107]. Все это заставляет нас думать, что между самими сыновьями Кубрата, которые, согласно древнему тюркскому обычаю, правили отдельными частями номадского государства еще до смерти их отца [108], не было согласия относительно мер противодействия хазарам. Очевидно самую большую активность в борьбе с хазарами проявлял третий сын Кубрата — Аспарух [109]. В то время он вероятно правил самыми восточными частями Старой Великой Болгарии, населенными преимущественно уногундурами, которые и были вынуждены принять первый хазарский удар [110]. (Нельзя отречь, что Д. Д. воспринимает эту идею, но его библиографические сноски стары, неполны и не отражают спора по этому вопросу - с. 124, прим. 67, 68). По всей вероятности болгары Аспаруха не получили поддержку верховного владетеля Баяна, который был более склонным к соглашению с хазарами и даже был готов им подчиняться [111].
106. Стара българска литература, 3, с. 39 (текст), 346 (комментарий); Дуйчев, Ив. Именникът на първобългарските ханове, 14-15; Петров, П. Образуване на българската държава, с. 134,144 - бел. 74; Ангелов, Д. Указ. соч,, с. 179, бел. 15; Не согласны с отождествлением Безмер = Баян: Бурмов, Ал. Въпроси из историята на прабългарите, с. 76; Артамонов, М. И. История хазар, с. 167, бел. 25.
107. Само обстоятельство, что основной причиной краткого управления Баяна, отраженного в „Именнике“, была не его смерть, наводит нас на мысль, что остальные братья, которые не были согласны с его примиренческой политикой к хазарам, вероятно далее отказались признавать его власть хана, после чего расселились. Нам трудно согласиться с аргументами П. Петрова (Образуване на българската държава, с. 135), которыми он отрицает ту возможность, что Баян подчинился добровольно хазарам и не поддержал борьбу остальных братьев. Само поведение Баяна входило в противоречие с заветом хана Кубрата к его сыновьям не допускать подчинения чужому народу (срв. Бешевлиев, В. Първобългари. История, с. 143, бел. 43).
108. См. для этого обычая Бешевлиев, В. Първобългари. История, с. 43, 173-174, бел. 42.
109. Не можем согласиться с идеей Ст. Рынсимана, что Аспарух был сыном Баяна/Безмера и внуком Кубрата (Runсiman, St. The Bulgarian Princes’ List. - In: Ancient Bulgaria, 2. Nottingham, 1983, 238–239). Согласно лучшему хронологическому анализу „Именника“, Аспарух был рожден по всей вероятности в 630 г. (Рritzаk, Om. Die bulgarische Fürstenliste, 50-51). Кроме того, источники категорически утверждают, что Аспарух был сыном Кубрата. Больше о личности Аспаруха см. Gjuzelev, V. Chan Asparuch und die Gründung des bulgarischen Reiches. — MBFÖ, 6, 1984, No 2, 25-46 (=Gjuzеlev, V. Forschungem zur Geschichte Bulgariens im Mittelalter (Miscellanea Bulgarica, 3). Wien 1986, 3-24).
110. Срв. Златарски, В. История, I, 1, 110-111; Бурмов, Ал. Създаване на българската държава, с. 132; Артамонов, М. И. История хазар, с. 172; Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, с. 90; Gоlden, P. В. Op. cit., р. 59. Не достаточно убедительные аргументы П. Петрова и В. Гюзелева, что Баян был первым, который принял на себя удар хазар (срв. Петров, П. Образуване на българската държава, с. 134; Gusеlev, V. Les Protobulgares, p. 35; Юxaс, П. Указ. соч., 228-229).
111. См. здесь прим. 107. Срв. Златарски, В. История, I, 1, с. 111; Плетнева, С. А. Хазары. М., 1976, с. 22; Димитров, Хр. Историческата действителност. 245-246.
30
Поэтому для хазаров не составляло труда разгромить их [112], после чего побежденные начали отступать на запад.
До каких территорий распространялась хазарская экспансия на западе? В сущности, сведения, которые являются поводом для споров по данной проблеме, содержатся в упомянутом Д. Д. письме хазарского царя Иосифа к испанскому сановнику Хаздай ибн-Шафруту с середины X в. В краткой редакции письма царь Иосиф указывает на то, что хазары преследовали болгар до реки Руны, тогда как в пространной редакции указана река Дуна [113]. Большинство авторов единодушны, что в случае речь идет о реке Дунай, но одновременно выражается сомнение и несогласие, что хазары вытеснили протоболгар Аспаруха вплоть до Нижнего Дуная [114]. Так еще В. Златарски отмечает, что слишком сомнительным кажется даже в период самой большой мощи чтобы хазары достигли этой реки [115]. С другой стороны, нельзя забывать обстоятельства, что письмо царя Иосифа выражало скорее претензии, чем действительное положение хазарского каганата даже во времена его максимального территориального расширения [116]. Поэтому некоторые ученые (к которым явно нужно причислить и Д. Д.), отмечая основательно, что Аспаруховые болгары отошли на запад и отступали в непрерывных боях с преследующими их хазарами, в то же время утверждают, что хазары были остановлены у реки Днепр, причем земли к западу от Днепра остались под контролем протоболгар [117]. В последнее время было обращено внимание на то обстоятельство, что именем Дуна (Руна) могли быть обозначены (и в других восточных источниках) кроме Дуная и реки Днестр, Днепр, или Дон [118]. С другой стороны, византийские хронисты Феофан и Никифор сообщают, что при своем движении на запад болгары Аспаруха перешли как через Днепр, так и через Днестр [119], из чего можно сделать вывод, что они почувствовали себя в безопасноти только после преодоления последней реки [120]. Или, другими словами, протоболгары под предводительством Аспаруха успели отбиться от преследующих их хазар у реки Днестр [121]. По всей вероятности, так были установлены первоначальные северо-восточные границы Аспаруховой Болгарии. Подобное мнение может быть поддержано и результатами археологических исследований — например, между
112. По мнению А. В. Гадло (Этническая история Северного Кавказа, 126-127), хазары успели нанести поражение оногуро-болгарскому объединению, так как последнее прежде всех испытало на себе арабские удары со стороны Кавказа в середине VII в. Подобный смысл имеют и рассуждения П. Юхаса. На наш взгляд эти аргументы недостаточно убедительны из-за обстоятельства, что арабские удары против Кавказа были встречены преимущественно хазарами, а не протоболгарами (срв. Артамонов, М. И. История хазар, 176-180; Dunloр, D. М. Op. cit., 46-57; Goldеn, P. В. Op. cit., 59-60; Mагомeдов, M. Г. Указ. соч., 192-193.
113. Коковцов, П. К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932, с. 75, 92.
114. К буквальному принятию хазарского известия в письме царя Иосифа склонны; Артамонов, М. И. История хазар, с. 174; Вrowning, R. Byzantium and Bulgaria. A comparative study accross the early medieval frontier. London 1975, p. 48; Lemerle, P. Invasions et migrations, p. 305 (болгары Аспаруха установились к северу от дельты Дуная; то же самое у Роhl, W. Op. cit., S. 277).
115. Златарски, В. История, I, 1, с. 125.
116. Геннинг, В. Ф., А. X. Халиков, Указ. соч., с. 116.
117. Коледаров, П. Политическа география на средновековната българска държава. Ч. 1. С., 1979, с. 26; Петров, П. Образуване на българската държава, с. 146; Гюзелев, В. Два еврейски извора от X в. за произхода на прабългарите. - В: Гюзелев, В. Средновековна България в светлината на нови извори. С., 1981, 124-125.
118. Рыбаков, Б. А. Киевская Русь и русские княжества в XII-XIII вв. М., 1982, с. 223.
119. Theophanes, 35727–3588; Nikephoros, 3521-22, p. 88.
120. Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, с. 180; Тоуnbее, A. Constantine Porphyrogenitus and His World. Oxford, 1973, 442-443; Obolensky, D. Op. cit., p. 64; Dunlop, D. M. Op. cit., p. 41.
121. Срв. Ангелов, Д.Указ. соч., с. 186; Юхас, П. Указ. соч., с. 234; Musset, L. Les invasions; le second assaut contre l’Europe chrétienne (VII-XI s.). Paris, 1970 (=Nouvelle Clio, 12 bis), p. 54.
31
реками Прут и Днестр простирается Северный Бессарабский вал, что повернут на север и который может быть маркировал территорию, занимаемую протоболгарами непосредственно после их заселения на Нижнем Дунае [122]. Кроме того, именно там, в сегодняшней Бессарабии, сегодняшние русские археологи продолжают открывать предметы, характерные для материальной культуры протоболгар, которые могут быть отнесены к более раннему периоду по обычайной хронологии, типичной для них Салтово-Маяцкой культуры (VIII—X в.) [123].
Итак, так как мы уже затронули проблемы, затрагивающие археологические данные о протоболгарском присутствии в степях Северного Черномория после распада Старой Великой Болгарии, позволим себе остановиться подробнее на сокровищах, датируемых к тому времени и приписываемых в последнее время все более определенно протоболгарам.
(Сокровище из Малой Перещепины)
Прежде всего, начнем с сокровища из Малой Перещепины, которому недавно германский археолог Й. Вернер посвятил специальную монографию [124]. Основные выводы автора, что там был похоронен Кубрат, вызывают серьезные возражения:
1. Как это видно из самого заголовка, а и из всей книги, найденные в Малой Перещепине материалы интерпретируются как захоронение, как могила с похоронными дарами. Но из изложения Й. Вернера становится ясно, что нет открытых следов, свидетельствующих в пользу такого мнения — например, нет никаких открытых остатков трупосожжения или трупоположения. Сам автор признается, что „скелет личности, похороненной в деревянном гробу с золотым обковом, не был спасен“ [125]. Но откуда он располагает сведениями, что такой скелет действительно существовал? Как можно судить об использовании деревянного гроба только по найденным золотым пластинкам? Не можем не отметить еще один факт: открытые материалы занимают весь однометровый слой - явление слишком необычное для одного захоронения [126]. Следовательно, для толкования находки из Малой Перещепины как гроба, а открытых там материалов как „похоронных украшений“ и „похоронных даров“, оснований нет.
2. Датировка находки. Й. Вернер датирует все материалы из Малой Перещепины с помощью найденных среди них 18 солидов (из них сделана специальная цепочка) императора Константа II (641-668) из эмиссии между 642 и 647 г. Германский ученый принимает, „что цепочка вряд ли составлена после 650 г. и что она ясно указывает на время захоронения - около или немного после середины VII в., особенно если она была сделана специально к похоронам“ [127]. Этого оказалось достаточно, чтобы категорически заявить: „Хан умер — согласно монетной находке (sic!) — около середины VII в.“ [128]. Но так как Й. Вернер недвусмысленно принимает, что этот хан — Кубрат, данное заключение входит в явное противоречие со сведениями из письменных источников, категорически
122. Рашев, Р. Старобългарски укрепления на Долния Дунав (VII-XI в.). Варна 1982, с. 74, 77. Тот же автор принимает, что первоначально с севера протоболгары были защищены Южным Бессарабским и Галацким валом, а Северный Бессарабский вал был сооружен позже, к началу IX в. Эта идея Рашева опровергается фактом, что в то время болгаро-хазарская граница проходила уже по р. Днепр — больше подробности об этом см. Димитров, Хр. Аулите на ранносредновековна България, 53-54, а так же и здесь далее VII, 1. О роли валов непосредственно после 681 г. см. Юхас, П. Указ. соч., с. 226.
123. См. здесь прим. 11.
124. Werner, J. Der Grabfund von Malaja Pereščepina und Kuvrat, Kagan der Bulgaren. München, 1984; Погребалната находка от Малая Перешчепина и Кубрат - хан на българите. С., 1988.
125. Вернер, Й. Указ. соч., с. 34.
126. Смiленко, А. Т. Глодоські скарби. Київ, 1965, с. 19, 72; Амброз, А. К. О Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре - вопрос интерпретации. - В: Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII вв. М., 1982, с. 217.
127. Вернер, Й. Указ. соч., 19-20.
128. Там же, с. 37.
32
утверждающих, что Кубрат умер „во времена Константа II, который правил на Западе“ [129]. А император Констант II „правил на Западе“ во время своего пребывания в Риме и скорее всего в Сиракузе между 663-668 г., что дает основание ряду ученых датировать смерть Кубрата к 665 г. [130] Так становится ясно, что даже если принимаем характеристику находища как захоронение и предложенную датировку - середину VII в., личность „захороненного“ и хан Кубрат не могут быть тождественными.
3. В правильности этого вывода нас убеждает и характер остальных „доказательств“ в исследовании Й. Вернера. Например, он считает, что большая золотая византийская пряжка и золотой ременный наконечник из сокровища являются частью представительного пояса - цингулума, который император Ираклий подарил Кубрату в связи с провозглашением его патрицием [131]. Отбрасывая в сторону вопрос, что данный факт не засвидетельствован в письменных источниках (патриарх Никифор совсем обобщенно отмечает, что Ираклий послал Кубрату „дары и удостоил его сана патрикия“) [132], мы отметим, что это противоречит самому византийскому церемониалу, сообразно которому почетным поясом удостаивали только служебных должностных лиц, но не и тех, кто получали только почетный титул „патриций“ (это, в сущности, признает и сам Й. Вернер) [133].
4. Перстни-печати. Один из самых серьезных аргументов Й. Вернера в пользу его идеи, что захороненный в Малой Перещепине есть хан Кубрат — два перстня-печати с монограммами. В случае он прибегнул к помощи специалиста-сигиллографа такого высокого класса, как В. Зайбт. По мнению Зайбта
„Более простая монограмма может быть прочтена теоретически Βατράχου, но выведенная изнутри вероятность и условия, при которых открыта находка (?), говорят больше о формах (типа) как Χοβράτου, Χροβάτου, Χοβούρτ и т.д.“
Или, другими словами, под влиянием идеи Й. Вернера, В. Зайбт в конечном счете допускает близость с Κοβράτος. Сразу после этого, однако, он категорически заявляет:
„Из монограммы нельзя вывести улику о точной последовательности отдельных букв при чтении“.
Та же неуверенность проявляется и при прочтении второй монограммы, о котором В. Зайбт предлагает как более надежные: влево буква В (?), а вправо лигатура ПК. В конце он говорит: „Оба прочтения я бы хотел предложить как возможности.“ [134] Из всего этого становится ясным, что принадлежность перстней-печатей хану Кубрату целиком гипотетична.
5. Прежде чем принять гипотезу Й. Вернера, необходимо ответить на один вопрос в книге немецкого археолога — почему, по каким причинам протоболгарский хан Кубрат похоронен на сотни километров от вероятной его резиденции (Фанагории)?
(Сокровище из Вознесенки)
Находки из Малой Перещепины трудно могут быть связаны с личностью хана Кубрата, а еще меньше с эвентуальным его погребением. К сожалению, подобные увлечения уже наблюдаются в болгарской историографии в связи с
129. Thеорhanеs, р. 35711-12; ГИБИ, 3, с. 262; И. С.Чичуров (Указ. соч., с. 60, 111) переводит это место „во времена Константина Западного“, однако не подвергая сомнению, что речь идет об императоре Константе II (641-668).
130. Рritzаk, Om. Die bulgarische Fürstenliste, S. 36; Guselev, V. Les Protobulgares, p. 34; Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, с. 90, бел. 74; Бешевлиев, В. Първобългари. История, 174—175, бел. 44; Юхас, П. Указ. соч., с. 228.
131. Вернер, Й. Указ. соч., с. 43.
132. Nikephоrоs, 226-7, р. 70; ГИБИ, 3, с. 294; Чичуров, И. С. Указ. соч., с. 153, 161.
133. Deèr, J. Zur Praxis der Verleichung des auswärtigen Patriziats durch den byzantinischen Kaiser. - Archivum Historiae Pontificae 8, 1970, 7-25; Веpнеp, Й. Указ. соч., 42-43.
134. Все выводы и цитаты В. Зайбта взяты из его письма, отпечатанного у Вернер, Й. Указ. соч., с. 45.
33
другим находищем — сокровище из
ВознесенскогоВознесенки (на левом берегу Днепра, рядом с городом Запорожье). Десятилетие тому назад Ст. Ваклинов принял чуть ли не категорически, что именно там похоронен хан Аспарух [135]. Впоследствии П. Петров тоже подхватил эту идею, написав: „Данная гипотеза никак не лишена оснований“ [136]. Д. Д. проявляет известную осторожность и принимает, „что речь идет о могиле погибших в бою варварских вождей в конце VII или начале VIII в.“ (с. 110-111). Что еще можно было бы добавить? Протоболгарские атрибуты захоронений - дискусионны - это одна из возможностей; отбросим в сторону факт, что не существует каких бы то ни было доказательств, что похороненный у с. Вознесенское был именно Аспарух. Письменные источники, которыми располагаем (Феофан и Никифор, Болгарская апокрифная летопись и письмо хазарского хагана Иосифа), позволяют нам принять, что гибель болгарского владетеля могла бы быть локализирована в междуречьи Дуная-Днестра, но ни в коем случае восточнее Днепра [137].
В последнее время со стороны советской историографии был сделан новый опыт интерпретации Вознесенского комплекса, о котором считается, что был использован не столько в качестве военного лагеря или крепости, а преимущественно как место проведения траурных церемоний, не имеющих отношения к военным действиям, причем от населения, которое не боялось осквернения места. Подобные церемонии совершались неоднократно, хотя найденные материалы представляли собой может быть подарки одному лицу и были составлены из бойных регалий - военных трофеев [138]. На основании обширного сравнительного анализа трассируется мысль, что Вознесенский комплекс, как и комплекс у Гладоси имеют аналогии с другими поминными комплексами Тюркютского каганата, Поволжья и
ПанонииПаннонии. Не исключается возможность, что скелет в комплексе у Гладоси принадлежал не похороненному там знатному князю, а жертве, принесенной во время поминного обряда [139]. Не лишены оснований и конечные выводы А. К. Амброза, что вопросные комплексы свидетельствуют скорее об опытах молодого хазарского государства создать собственный, государственный публичный культ захоронения [140]. Все это не решает в положительном смысле не только гипотезу о возможной локализации Аспаруховой могилы около Вознесенское, но и саму возможность проведения там действительного погребения, тем более протоболгарами. На сокровища, приписываемые протоболгарам, явно нужно смотреть с большей осторожностью [141].
135. Ваклинов, Ст. Указ. соч., 35-38. Это воспринимает так же Коледаров, П. Указ. соч., 27-28; Юхас, П. Указ. соч., 232-233.
136. Петров, П. Образуване на българската държава, с. 332.
137. См. здесь прим. 120, 121. Можем прибавить к этому и основательные сомнения о принадлежности сокровища из Малой Перещепины хану Кубрату у Роhl, W. Op. cit., S. 272.
138. Амброз, А. К. О Вознесенском комплексе, 207-210.
139. Там же, 211-219.
140. Там же, с. 220.
141. Существует мнение, что сокровище из Малой Перещепины, как и сокровище из Надь сент Миклош, можно связывать с переселением одного из пяти сыновей Кубрата под хазарским нажимом на запад - при этом самыми вероятными носителями обычно считаются болгары Кубера (срв. Horedt, К. Die Völker Südosteuropas im 6. bis 8. Jahrhundert, Probleme und Ergebnise. - In: Die Völker Südosteuropas, 14-15).
Ряд вопросов поднимаются в недавно публикованном исследовании Й. Вернера о сокровище из Врап в Албании, которое интерпретируется как принесенное протоболгарами Кубера и„сермесианами“ из сокровищницы аварских каганов и спрятанное опять-таки ими, чуть позже их поселения в „Керамисийском поле“ (срв. Werner, J. Der Schatzfund von Vrap in Albanien. Beiträge zur Archäologie der Awarenzeit in Mittleren Donauraum (=Studien zur Archäologie der Awaren, 2/ Österr. Akad. der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse, Denkschriften, 184). Wien 1986,7-21 ; Der Schatz eines awarischen Kagans des 7. Jahrhundert aus Vrap (Albanien). ВКМБ, 253-264).
Это целиком принимается Д. Овчаровым (Die Protobulgaren und ihre Wanderung nach Südosteuropa. - In: Die Völker Südosteuropas, S. 177, как это видно из приложенной карты - Abb.I). Другие ученые проявляют склонность интерпретировать это сокровище как чисто аварское, но с VIII в., объясняя его наличием какого-то аварского поселения в этом участке Балканского полуострова (срв. Роhl, W. Op. cit., 281-282, 444 - Anm. 60, 61). Для нас, однако, проблема о носителях этого сокровища остается открытой - если это были авары VIII в., как могли они появиться там именно тогда; если это были болгары Кубера, почему было необходимо его укрыть на 130 км северо-западнее Битольского поля - во Врап, недалеко от важного византийского центра Дирахион (Драч/Дураси), или же, как принимает И. Вернер, одна часть его была укрыта рядом с сегодняшним селением Ерсеке (на греческой-албанской границе, 90 км юго-западнее Битоли), т.е. в Епире, или еще ближе к самой Греции.
34
В принципе все еще отсутствуют надежные предпосылки для определения этнической принадлежности различных типов раннесредневековой кочевнической керамики. Так и к концу параграфа о Старой Великой Болгарии Д. Д. пытается взять отношение по этому вопросу, имея в виду керамику оврага Канцирка, Пастирское городище и „Пеньковский тип“ (с. 113-121). И несмотря на то, что в конечном счете основные выводы правильны (в сущности они не представляют ничего нового), налицо некоторые неточности и противоречия с другими его суждениями в этой же книге. Например, категорически отбрасывается возможность организации хазарами производства канцирского типа керамики, „которые появились по этим местам как завоеватели и вели жестокие бои с целью покорения местного населения“ (с. 116). Но Д. Д. необъяснимо почему забывает, что именно хазары владели „этими местами“ хотя бы полтора столетия [142]. Чуть ниже он высказывает правильную мысль о том, что часть керамики, которая открыта в Пастирском городище, „имеет почти полную аналогию с раннесредневековой керамикой по обеим берегам Нижнего Дуная“ (с. 117). Следовательно Д. Д. согласен с наличием протоболгарской керамики VII - начала VIII в. на Балканском полуострове, так как указанная верхняя граница является terminus ante quem для существования Пастирското городища. Это, однако, входит в противоречие с некоторыми прежними неверными заключениями (с. 12), на которые мы уже обратили внимание, а также и с другими неправильными выводами далее в книге. Так же обстоит и вопрос с установлением протоболгарского присутствия в селениях и керамикой типа „пеньковки“, чья хронология (VII—VIII в.) не оспаривается Д. Д. Однако все это делает характер предлагаемых им датировок непоследовательным и неубедительным.
В заключение нужно отметить, что распад Старой Великой Болгарии представлен совершенно ошибочно и в других частях книги Д. Д. Так, описывая основные направления протоболгарского расселения после хазарского нашествия (причем не совсем подробно), он категорически заявляет: „И все-таки основная масса протоболгар осталась по своим старым местам, признавая власть завоевателей и превращаясь в ее налогоплательщика. Источники утверждают, что среди них был и владетель уногундуров Батбаян“ (с. 130). Только в этих двух предложниях можно найти три ошибки.
Во-первых, нет оснований считать, что основная масса протоболгар осталась „по своим старым местам“. Знаем, что после смерти Кубрата протоболгары разделились на пять частей, каждая из которых под предводительством одного из сыновей покойного хана. Только одна часть, руководимая старшим братом Баяном, осталась в своих старых местах обитания. А она, в любом случае была малочисленнее других четырех, вместе взятых. Во-вторых, Батбаян (или Баян) не только был „среди них“, но был ее предводителем. В-третьх, он был вождем не уногудуров (они были в расположении Аспаруха!), а т. наз. черных или внутренних болгар,
142. Хазары отходят на восток от реки Днепр не позже 20-ых годов IX в. после ряда успешных военных акций болгарского государства против них, о чем свидетельствует надпись Омуртага о копане Окорсисе, утонувшим в Днепре во время одной из этих акций (срв. Воžilоv, Iv. One of Omurtag’s Memorial Inscriptions, 72-76).
35
знакомых из некоторых более поздних византийских, русских и восточных источников [143].
VII. ПРОТОБОЛГАРЫ ПО ЗАПАДНОМУ ЧЕРНОМОРИЮ В VII-IX В.
Эта часть нашего исследования соответствует третьей главе книги Д. Д. (с. 183-259). Мы уже указали на то, что ее заголовок недачно формулирован, айв содержании существуют ряд методологических несовершенств, ошибок и неточностей. Потому здесь займемся теми конкретными вопросами, которые заслуживают самого большого внимания:
1. Движение Аспаруховых болгар и вопрос о локализации Онгла. Д. Д. пытается разрешить эти две проблемы, комбинируя ряд мнений, некоторые из них находящиеся в противоречии. Он предлагает разграничить лагерь-убежище (Галацкий или Некулицельский укрепленный лагерь) от всей укрепленной территории, занятой Аспаруховыми болгарами (идея, которая уже высказывалась болгарской историографией), включающая по его мнению и северо-восточную часть Добруджи. Основанием для этой гипотезы является мнение Р. Рашева о построении Никулицельского земляного лагеря и Малого земляного вала в Добрудже еще в 70-ых годах VII в., а также и новые исследования о численности Аспаруховых болгар (не менее 100 000 человек - с. 185-191). Но как правильно отметил еще Ст. Ваклинов, даже если протоболгары и предприняли какую-то строительную деятельность в Северной Добрудже в конце VII в., то это еще не значит, что они овладели окончательно районом и поселились там [144]. Кроме того, если Аспаруховых болгар было так много и они еще до 680 г. поселились на юге (южнее) Дуная, как они могли во время опасности - в случае, во время похода византийского императора Константина IV Погоната, оставить занятые ими земли и укрыться в Галацком лагере, который, по мнению Д. Д., не был в состоянии вместить многочисленных болгар на своей небольшой, хотя и хорошо защищенной площади! О протоболгарском присутствии на юге Дуная и возможном отождествлении Онгла с Никулицелем свидетельствало, согласно Д. Д., и использование термина „Буджак“ для обозначения некоторых естественно защищеных мест по правому Добруджанскому берегу Дунайской дельты. В связи с этим мы хотели бы пояснить, что тюркское слово „буджак“, хотя и близкое по значению к „онгл“, имеет более позднее огузо-кипчашкое происхождение, тогда как этимологию Онгл можно искать в протоболгарском и других алтайских языках. Там мы находим тунгузо-манджурское слово „онголо“, имеющее следующие значения: 1) разветвление; место, где дороги разветвляются; 2) место, где реки образуют рукава; 3) приток, рукав, дельта; 4) изгиб реки; 5) залив, побережье [145].
Проблему с локализацией Онгла можно считать решенной [146]. Но так как поиски - оправданно или нет - продолжаются (об этом свидетельствует и книга Д. Д.), мы вернемся еще раз к ней.
143. Мерперт, Н. Я. Древнейшие болгарские племена Причерноморья. - В: Очерки истории СССР III—IX вв. М., 1958,605-615; Артамонов, М. И. История хазар, с. 172; Гадло, А. В. О черных и внутренних болгарах. - Доклады по этнографии, 6. Л., 1968, 4-8; Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, 163-167; Ангелов, Д. Укз. соч., 180-181; Gusеlev, V. Les Protobulgares, 36-37; История на България, 2, 74-75; Димитров, Хр. Събитията от 943 г. и надписът на жупан Димитър. - Добруджа, 6, 1989, 14-15.
144. Срв. Ваклинов, Ст. Указ. соч., с. 40; „этот Никулицельский лагерь должен бы быть только форпостом, опорой дальнейшего передвижения к югу“.
145. Боев, Е. Още едно мнение за Онгъла. - В: СУ „Кл. Охридски“, факултет по класически и нови филологии. Юбилейна научна сесия, посветена на 40 год. от социалистическата революция в България. С., 1985,289-290; Сравнительный словарь тунгузо-маньчжурских языков, 2. Л., 1977, 21-22.
146. Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, 167-176.
36
Специалистам хорошо известно, что для локализации государственного центра Аспаруховой Болгарии до 680-681 г. мы распологаем двумя видами источников - письменных и археологических. Здесь мы должны припомнить еще раз, что несомненное преимущество имеют письменные иточники, тогда как археологические являются второстепенными и могут только помочь или, что более вероятно, подтвердить точную локализацию. Начнем с первых.
Анализ соответственных пассажей из сочинений Феофана и патриарха Никифора [147] позволяет сделать соответствующие выводы: 1) Онгл был расположен западнее реки Днестр - об этом категорически говорят оба автора; 2) он находился в непосредственной близости с Дунаем (περὶ τὸν Ἴστρρον οἰκίζεται) [148], причем на левом его берегу (ἐκεῖθεν τοῦ Δανουβίου εἰς τὸν Ὄγλον ἐσκήνωσεν) [149]; 3) с других сторон Онгл был огорожен двумя или более реками.
Но прежде чем указать на точное месторасположение, обратимся к терминологии, использованной двумя византийскими авторами для сущностной характеристики Онгла. У Феофана встречаем τοῖς ἐρύμασιν, τὸ ὀχύρωμα, τοῦ ὀχυρώματος, а у патриарха Никифора τῷ ὀχυρώματι, τὰ ὀχυρώματα [150]. Первое, на что обращаем внимание - это употребление авторами то единственного, то множественного числа. Что означает это разноречие? Нет сомнений, что Онгл представляет собой стан со сложной укрепительной системой. И именно это давало основание Феофану и патриарху Никифору воспринимать его двухсторонне: во-первых, как единое целое - укрепленный лагерь, и во-вторых, как систему укреплений (концентрические?), связанных между собой и объединенных в единое целое [151].
Терминологический аппарат двух авторов дает возможность сделать и другие, может быть, более важные наблюдения. Основное понятие, которое использовали оба автора, причем многократно - это ὀχύρωμα. Что именно означает оно? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к византийским „стратегиконам“, „тактиконам“ или в самом общем смысле - к военным справочникам или руководствам по военному делу. Для эпохи, которая нас интересует, как и для последующих нескольких столетий, их четыре [152]: т. наз. „Стратегикон (Псевдо) Маврикия“ [153], трактат Константина Багрянородного „Ὅσα δεῖ παραφυλαττειν βασιλέως μέλλοντος ταξειδεύειν / What should be observed when the Emperor intends to go on an expedition“ [154], „Περὶ Παραδρομῆς / De Velitatione bellica“ или „Skirmishing / Le traité sur la guérilla“ [155] , чей автор император Никифор II Фока (963-969) и „Ἀνωνύμου βιβλίον τακτικόν / Liber de re militari“ (предполагаемый автор Никифор Уран) [156].
147. Там же, 169-173.
148. Nikephoros, З522-23, p. 88.
149. Thеорhanеs, р. З5812-13.
150. Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, 173-174.
151. Там же, с. 174.
152. В анонимном сочинении под заголовком „Περὶ στρατεγίας“ (см. Three Byzantine Military Treatisies. Text, translation and notes by George T. Dennis (=DOT, 9/CFHB, 25). Washington, D. C. 1985, 10-134 (дальше: Byz. Mil. Treatisies), термин ὀχύρομα не употребляется.
153. Das Strategikon des Maurikiоs. Ed. G. T. Dennis, E. Gamillscheg (=CFHB 17). Wien 1981.
154. Constantine Porhyrogenitus. Three treatises on imperial military expéditions. Ed. J. F. Haldon (=CFHB 28). Wien 1990, Text (В), 82-93.
155. Le traitè sur la guérilla de l’empereur Nicéphore Phocas. Ed. G. Dagron, H. Mihăescu. Paris, 1986, 29-135. Тот же текст дан Дж. Т. Деннисом (Byz. Mil. Treatises, 146-238), но здесь использовано идание Дагрона-Михаеску.
156. Byz. Mil. Tretises, 242-326.
37
Внимательное изучение этих четырех чрезвычайно важных текстов показывает, что термин ὀχύρωμα употребляется в следующих значениях:
А. Естественно укрепленное, защищенное место. В этом значении оно встречается 11 раз в „Le traité sur la guérilla“ [157] и категорически противопоставляется κάστρον [158]. Его французскими эквивалентами являются: sités défensifs, endroit défendu или sité escarpé [159]. Английские - более разнородны: strong places, strongholds, но и fortified place, fortified location или только fortifications, a немецкие: Befestigungen [160].
Б. В сопоставлении с другими защищенными объектами (кроме κάστρον и πόλις, о которых речь пойдет далее), ὀχύρωμα выглядит следующим образом: Ἀναγκαῖοι δέ εἰσιν οἱ πεζοὶ οὐ μόνον ἐν τοῖς τόποις καὶ ὀχυρώμασιν, ἀλλὰ καὶ ἐν δυσβάτοις τόποις καὶ ποταμοῖς [161].
В. В отдельных случаях это укрепленное место служило укрытием войска, отдельных небольших групп разведчиков, цивильному населению [162].
Г. Не мало тех случаев, когда укрепленное место (ὀχύρωμα) осаждается неприятельским войском: „Πῶς δεῖ πολιορκεῖν ὀχυρώματα ἐχθρῶν“ [163], ,,Χρἡ πολιορκοῦντος ἐχθτροῦ ὀχυρώματα...", [164] и особенно (§ 21) из „Liber de re militari“ (см. ниже, „E“).
Д. Укрепленное место, дело человеческой руки: „Πῶς δεῖ ἐν μεθορίος λαθρα κτίζειν ὀχύρωμα χωρίς πολέμου δημοοίου“ [165].
Ε. Как было указано выше, особый интерес в связи с нашим случаем вызывает глава 21 из „Liber de re militari“, под заголовком „Περὶ πολιορκίας“. В этом тексте как равнозначные, равноценные и взаимозаменяемые употребляются следующие понятия „πόλεις τειχήρεις“ (= „walled cities“ - укрепленные города) [166], „πόλεις τῶν ὀχυρῶν“ (= „strong cities“ - укрепленные города) [167], „ὀχυρώματα“ (=„strong places“ - крепости) [168] и „πόλεις“ (= „cities“ - города) [169].
В заключение: понятие ὀχύρωμα - не однозначно; оно может означать как естественное, природное укрепление, защищенное место, так и укрепительное сооружение, построенное человеческими руками, а чаще всего оно содержит в себе и то, и другое: к сотворенному природой человеческие руки добавляли столько, сколько это было необходимо, чтобы превратить его в настоящую крепость.
Единственное место по Нижнему Дунаю, которое подходит по описанию, сделанному Феофаном и патриархом Никифором и отвечает условиям быть обозначенным ими как ὀχύρωμα и как „Онгл“ самими протоболгарами - это междуречье рек Прут и Серет, и точнее его самая южная часть. В таком случае Онгл действительно находился западнее р. Днестр, южный его край достигал Дуная и был огражден двумя реками как венок - реки, которые были севернее Дуная.
157. Le traitè sur la guérilla, p. 397, 7524, 779, 22, 7931, 41, 8011, 8123, 8556, 9928, 10530.
158. Ibidem, p. 779, 22, 7941.
159. Ibidem, p. 38, 74, 76. См. и объяснения на с. 39, прим. 3, как и на с. 219.
160. Byz. Mil. Tretises, p. 153, 185, 187, 189; Const. Porph. Three treatises, (B), p. 85, 158; Maurikiоs, p. 63, 255, 337.
161. Maurikios, 11, 4141-142, p. 380.
162. Le traitè sur la guérilla, p. 779, 22, 7941; Maurikios, 7 B, 127-10, p. 254.
163. Maurikiоs, 10, 1159, p. 62 = 10, 12-3, p. 336.
164. Ibidem, 10, 231-34, p. 342.
165. Ibidem, 10, 4163-164, p. 62 = 10,41-2, p. 346.
166. Byz. Mil. Treatises, p. 3023; перевод: там же, с. 303; ГИБИ, 5, С., 1964, с. 280.
167. Byz. Mil. Treatises, р. 30213-14; перевод: там же, с. 303; ГИБИ, 5, с. 280.
168. Byz. Mil. Treatises, р. 30216-17; перевод: там же, с. 303; ГИБИ, 5, с. 281.
169. Byz. Mil. Treatises, р. 30423-24; перевод: там же, с. 305; ГИБИ, 5, с. 281. Употребление этих понятий в гл. 21 из „Liber de re militari“ очень важно, так как сочинение рассматривает военные операции прежде всего на территории Болгарии (см. Byz. Mil. Treatises, p. 241).
38
Не прилагая больших усилий, это природнозащищенное место было укреплено еще лучше с севера, с единственной незащищенной природой стороной. Там был построен т.наз. Галацкий окоп, начинавшийся с реки Серет, в 12 километрах от ее устья и достигавший северных берегов озера Братеш (15 км к северу от Галаца) [170].
Здесь на помощь уже приходит археология. Именно в этом пространстве, заключенном между реками Серет, Дунай, Прут, обнаруживаются следы т.наз. Галацкого укрепленного лагеря, которые несомненно могут быть связаны с пребыванием Аспаруха и его болгар. Эти данные исследования подтверждаются и последними археологическими раскопками [171]. Это, на наш взгляд, ставит конец всем спорам относительно локалиации Онгла - центра (главного аула?) Аспаруховой Болгарии до 681 г.
2. Славяне в Добрудже и по Западному Черноморию. К сожалению Д. Д. представил этот вопрос противоречиво, а в некоторых случаях и ошибочно. С одной стороны, он выражает согласие с мнением П. Петрова об отсутствии компактной славянской колонизации в этом районе в VII в. и сильном военном присутствии империи там, с другой - выражает сомнение в значимости этого византийского военного присутствия, делая следующий вывод: „Потому не оно препятствовало славянской колонизации в этих открытых степных районах, а неспокойная обстановка, в которой не было необходимых условий для жизни для такого оседлого земедельческого народа, какими были славяне“ (с. 197). Будто бы и не высказывая этого мнения, в другом месте своей книги Д. Д. совершенно произвольно, но зато категорически заявляет о „приходе где-то около середины VIII в. нового, сравнительно многочисленного славянского населения в Северо-Восточной Болгарии и внутренних землях Добруджи по соседству и вместе с устроившимися ранее по этим местам протоболгарами“ (с. 275).
В сущности вывод Д. Д., что „отсутствие компактной славянской колонизации Добруджи до прихода протоболгар подтверждается существовавшими до сего времени археологическими исследованиями“ (с. 195) не отвечает истине. Напротив, археологическими данными подкрепляется точка зрения о славянском присутствии в VII в. в Добрудже [172] и по западному побережию Черного моря, по крайней мере в окрестностях больших городских центров. Так большая часть погребений с трупосожжением в раннесредневековом некрополе Истрии уверенно могут быть связаны с славянами, которые поселились в ее окрестностях еще в то время [173]. Фрагменты грубой керамики, сделанной вручную в VII в., были обнаружены в Томи (Констанца) и Калатис (Мангалия) [174], в образовавашейся насыпи после разрушения крепостной стены ранневизантийского укрепления рядом с курортом „Русалка“ [175], в раннесредневековом селении у села Одырци, Добричского района,
170. Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, с. 173, прим. 30.
171. Это результаты раскопок в районе Галаца - земляные лагери у Тиригины (Gоstаr, N. Şapaturile şi sondajele de la Şendreni-Barboşi (r. Galati). - Materiali şi çercetari archeologiçe, 8. Bucureşti, 1962, 505-511) и y нового Галацкого предгородья „Дунареа“ (Brudiu, М. Çapăturile de saloare din castelum de pămînt (secolele II—III e.n.) descoperit la Galati. - MCA, 14. Tulçea, 1980, 314—320). О протоболгарском характере этих лагерей как части укрепительной системы Онгла см. Димитров, Хр. Аулите на ранносредновековна България, 54-55.
172. Срв. Горюков, Е. А., М. М. Казанский. К изучению раннесредневековых древностей Нижнего Подунавья (VI—VII вв.). - В: Славяне на Днестре и Дунае. Киев 1983, 191-205.
173. Зирра, В. Двухобрядовый могильник раннефеодальной эпохи в Капул Виилор - Истрия, - Dacia, 7, 1963, 410-411.
174. Бонев, Ч. Анти и славини в Добруджа през VI в. - В: Руско-български връзки през вековете. С., 1986, с. 60.
175. Китов, Г. Ранновизантийска крепост в летовище „Русалка“ на Черно море. - МПК, 1971, № 3, с. 14, прим. 28.
39
наряду с другими славянскими материалами того периода [176]. К тому времени можно отнести и славянское поселение с полуземлянками, расположенное на небольшой площади в центральной части плато Чиракман, вблиз Каварны [177]. Есть основания принять, что часть черноморских крепостей, среди которых Дионисополис (Балчик), близ Каварны у мыса Чиракман, Калиакра, Одесос и крепость у села Шкорпиловци, Варненского района, были завоеваны и сожжены славяно-аварскими войсками во время их передвижения к Константинополю в 626 г. [178]. Вероятно империя не успела восстановить полный контроль и присутствие даже и на Черноморской полосе, по которой остались существовать в виде своеобразных „островов“ только отделные византийские города, при чем преимущественно южнее Балкана [179]. По нашему мнению, именно во второй и третьей четверти VII в. славяне начали селиться компактными массами в отдельных районах Зпадного Черноморья. Об этом свидетельствует и славянское наименование области Варна [180], утвердившееся вместо названия бывшего ранневизантийского города Одесос и освоенное самими виантийнами не позже начала VIII в., на что указывают и самые старые епархические списки [181].
3. Отношения между протоболгарами и славянами. Согласно утверждению Д. Д., „давно доказано, что Аспарух не покорил упомянутые славянские племена, а заключили с ними оборонительный союз“ (с. 197). Нет сомнении, что эта короткая фраза, которая характеризует отношения между двумя основными этническими группами в болгарском государстве и в то же время предлагает схему государственно-творческого механизма, имеет своим источником традиционализм в болгарской историографии. Однако она ошибочна и представляет искаженно важные исторические процессы. Аргументы типа „давно доказано“ не могут снять вину Д. Д. и оправдать его беспомощность; не позволяют ему ни в коем случае внести свой вклад и в формирование и распространение концепции, которая отклонила болгарскую историографию с верного пути. Эта концепция, наложившая сильный отпечаток на современную болгарскую историографию, уходит корнями в: А. Неоправданное „корригирование“, искажение источников из-за ошибочного понимания „патриотических“ чувств; Б. Методологическую беспомощность, когда решается такой важный вопрос, как рождение раннесредневековых государств или точнее - „варварских государств“. Чтобы не быть голословными, остановимся более обстоятельственно на этих двух моментах.
А. В основных источниках о событиях 680-681 гг. нигде не говориться о каком-то союзе между протоболгарами и славянами. Напротив: оба автора убеждены: протоболгары κυριευσάντων (Феофан), κρατοῦσι (патриарх Никифор) славян [182]. Следующий шаг в отношениях между двумя этносами тоже имеет императивный характер по отношению к славянам: протоболгары κατώκισαν север и семь племен (Феофан);
176. Dоnčеvа-Реtkova, L. Sur la chronologie du site bulgare médiéval près du village Odàrci, dep. de Tolbuhin. - In: Dobrudža. Etudes ethno-culturelles. Recueil d’articles. Sofia, 1987, 77-78.
177. Mиpчев, Μ., Г. Тончев, Д. Димитров. Бизоне-Карвуна. - ИВАД, 13, 1962, 56-57, 103.
178. Димитров, Хр. Аварите и Малка Скития (565-626). - ИП, 1992, № 8-9, 116-118.
179. Liliе, R. J. „Thrakien“ und „Thrakesion“. Zur byzantinischen Provinzorganisation am Ende des 7 Jh. - JOB, 26, 1977, p. 35.
180. Дуйчев, Ив. Извори за историята на Черноморието. - В: Средновековна България и Черноморието (Сборник доклади от научната конференция Варна, 1980). Варна 1982, с. 8; Обединението на славянските племена в Мизия през VII в. Към въпроса за въникването на българската държава. - В: Дуйчев, Ив. Българско Средновековие. С., 1972, с. 70; Les sept tribus slaves de la Mesie. - In: Dujčev, Iv. Medioevo byzantino-slavo, 1. Saggi di storia politica e culturala (=Storia e leterratura. Racolta di studi e testi, 102). Roma, 1965, p. 55; Проучвания върху българското средновековие. — СбБАН, 41, 1949, с. 163, прим. 1; Бешевлиев, В. Името Варна. — ИНМВ, 17 (32), 1981, 5-7.
181. Darrouzès, J. Op. cit., Notice 2, p. 19, 21742.
182. Theоphanes, p. 35912; Nikephoros, 3623, p. 90.
40
φρουρεῖν и τηρεῖν επιτάτουσιν их по соседству с аварами и византийцами (патриарх Никифор) [183]. Напоминаем эти знакомые, хорошо известные выражения не для того, чтобы спорить по их сущности, потому, что их объяснение не оспаривается, а чтобы перейти к следующему моменту, который позволит нам целиком представить себе картину.
Б. Методология. Известно то, что освоение новых земель всегда связано с покорением местного населения. Готы и лангобарды являлись господствующим элементом в Испании и Италии, франки - в Галии, авары - в Панонии, хазары - на побержии Каспия, на Кавказе, Северо-Восточном Черномории и т. д. Протоболгары не были исключением из этого правила и в процессе освоения Задунайских земель, Малой Скитии и Мизии покоряют местное население, т. е. именно они становятся господствующим элементом в северной части Балканского полуострова. Разумеется, этот процесс имеет известную специфику - во временном аспекте он проходит через два этапа, т. е. первой волной были славяне, а протоболгары являлись второй и окончательной волной. Субстрат первой волны нашественников включает византийцев и ромеизированных траков (романизованных или эллинизированных в разные времена), тогда как для протоболгар он значительно шире, потому что к начальному составу прибавляются и славяне. И более того, источники, которыми располагаем, ставят ударение на отношения между славянами (автохтонное население с точки зрения протоболгар) и самими протоболгарами. В отношениях между завоевателями и завоеванными могут быть раскрыты две основные стороны:
а. количественные - завоеватели в большинстве случаев малочисленнее, чем завоеванные. Такое соотношение наблюдается между готами, франками, аварами, хазарами и народами, которые они покорили. В Болгарии конца VII в. протоболгары вряд ли уступали значительно славянам по количеству [184]. Лишь постепенное территориальное расширение болгарского государства, особенно на юге Старой планины, привело к увеличению и вероятному превосходству славянского элемента. Следовательно, раннесредневековая Болгария и в этом не является исключением из общего правила, но всетаки известное различие существует;
б. качественная или правовая сторона, от которой зависит модель государства. Первый тип отношений между покорителями и покоренными связан с наличием foedus, регламентирующий категорически существование двух отдельных этнических групп и все последствия, проистекающие из этого: превосходство одной группы, существование „варварских“ и римских кварталов в городах, запрет на создание смешанных браков, отсутствие связей между двумя группами и т. д. Именно наличие этого вида отношений между покорителями и покоренными привело к формированию государства дуалистического типа. Имеет ли нечто общее такая модель с болгарским государством VII-IX в.? Слишком велик соблазн отождествлять ὑπὸ πάκτον ὄντας с foedus. На наш взгляд отсутствие достаточных сведений не позволяет нам ставить знак равенства между двумя терминами. Небоходимо иметь в виду, что foedus связывал завоевателей (германские племена) с Римской империей и римским населением, тогда как ὑπὸ πάκτον ὄντας отражает отношения между второй (протоболгары) и первой (славяне) волной пришельцев. С другой стороны, отношения между Болгарией и Византией ни в коем случае не были регламентированы foedus. Будущее болгарское государство развивалось в направлении, различном от развития дуалистических государств, которым было суждено просуществовать недолго.
Второй тип отношений „завоеватели-завоеванные“, который мог бы послужить нам для сопоставления - это франкская модель.
183. Thеорhanеs, р. 35914; Nikephoros, 3625-26, p. 90.
184. Срв. Димитров, Д. Ил. За числеността на дунавските прабългари. - В: Сб. Ст. Ваклинов, 34-39; Прабългарите, 190-191.
41
Она может быть характеризована коротко следующим образом: овладевание не имеет характер настоящего завоевания, сопровождаемого неизбежными кровопролитиями, массовыми жестокостями, разрушениями и грабежами. Завоеватели или пришельцы относились к покоренному или точнее к населению, населявшему занятые земли, не как к жертвам войны, а как к населению, подвластному данной администрации, данного государственного организма, против которого они воюют. Или как писал Ф. Ло: „Салический король (Кловис - заметка И. Б., X. Д.) вел войну не с местным галло-римским населением, а с незначительными остатками римской власти, существующей в Галлии [185]. Подобный тип отношений был характерен не только для франков - галлов, но и для лангобардов - романского населения Италии, и для тюркютов -
покоренное населениепокоренного населения Западнотюркского каганата. Один взгляд на болгарскую действительность показывает, что она была совсем близка к обстановке, о которой говорит французский ученый. Аспарух воевал против Византии, против византийской администрации в МалойСкитииСкифии и Мизии (насколько все еще она существовала), а позже и вТракииФракии. В этом поединке славяне не были прямыми его противниками, но так как находились в византийском подчинении, после победы протоболгар они стали подданными болгарского государства [186], которое распространяло свою власть над землями, доселе подвластными империи. Те же отношения существовали между Куберовыми болгарами и славянским населением в Македонии [187].
4. Мирный договор между Болгарией и Византией 681 г. В болгарской историографии утвердилось следующее объяснение этого важного события: признание Византией молодого болгарского государства. Пора уже отбросить эту ошибочную идею, сообразно которой право существования Болгарского государства определяется чуть ли не Византийской империей посредством заключения мирного договора в 681 г. [188] С или без договора Болгария существовала как государство, так как это определяется ее внутренним развитием, силами и процессами, которые не зависят и не могут быть контролированы другим государством. Содержание этого исключительно важного договора между Болгарией и Византией хорошо известно, но мы себе позволим его припомнить:
„Тогда (после завоевательных действий протоболгар - заметки И. Б., X. Д.) император был вынужден заключить с ними мир (εἰρήνευσε), согласившись, к стыду ромеев, выплачивать им ежегодную дань из-за множество прегрешений. Удивительно было слушать и ближним, и дальним [народам], что тот, кто сделал себе всех данниками и на востоке, и на западе, и на севере, и на юге, потерпел поражение от этого мерзостного и новоявленного племени. Но [император], уверовав, что случилось это с христианами по промыслу божию, рассудил по-евангельски и заключил мир.“ [189]
Этот текст вряд ли нуждается в обстоятельственном толковании. И все же необходимо сказать несколько слов. Дипломатическая практика ранней Византии к „варварским“ народам хорошо известна - в основе отношений между могущественной империей и „варварами“ стоял один принцип,
185. Lоt, F. Naissance de la France. Paris 1970, p. 19.
186. Несколько по-разному, как комбинация разных мнений (чаще всего В. Бешевлиева), отношения между протоболгарами и славянами представлены в одном из последних исследований по этому вопросу: Dillen, H. Zum Verhältnis zwischen Protobulgaren und Slawen vom Ende des 7. bis zum Anfang des 9. Jahrhunderts. - B: Cб. Ст. Ваклинов, 23-33.
187. Lemerlе, P. Les plus anciens recueils des Miracles de Saint Démétrius, 2. Commentaires. Paris 1981, p. 148.
188. Срв. Петров, П. Образуване на българската държава, 222-225; История на България, 2, с. 101; Ангелов, П. Българската средновековна дипломация. С., 1988. См. возражения против этого толкования y Székely, Gy. Op. cit., p. 7.
189. Theоphanes, p. 35919-26; Nikephoros, 3627-29, p. 90; ГИБИ, 3, c. 264, 296; Чичуров, И. С. Указ. соч., с. 62, 162.
42
о котором мы уже говорили - принцип foedus [190]. Один взгляд на текст, цитированный выше, показывает, что договор между Болгарией и Византией не имеет ничего общего с системой foedus. В случае речь идет о другом типе отношений, об отношениях между двумя государствами. А это, с своей стороны, недвусмысленно доказывает, что болгарское государство уже существовало и никакие внешние силы не были в состоянии изменить его статут (кроме вероятного уничтожения, и причем в короткий срок) [191]. Если договор необходимо осмыслить как признание, то нужно было бы вести поиски в другом направлении - империя признает утрату своих территорий (провинции Малая Скифия и Мизия) и признает право другого государства (Болгарии) владеть ими [192]. Иными словами — суть вопросного договора — это территориальная проблема, возникшая в результате военных действий. А дальнейшее наступление Аспаруха было остановлено после обещания платить годовые налоги — средство, которым будет пользоваться Византия и в будущих отношениях с болгарским государством.
5. Роль протоболгар „при образовании болгарского государства“. Что понимает Д. Д. под „образованием болгарского государства“? Позволим себе припомнить некоторые его мысли:
„посредством своих установленных и укрепленных границ (территория, занятая Аспаруховыми болгарами еще в Онгле — заметки авторов И. Б., X, Д.) приближается к статуту государственной единицы (sic!)“ (с. 190);
протоболгары „уладили свои отношения со славянами Нижнего Дуная и вместе с ними создали болгарское государство“ (с. 195);
неоднократно говориться о „только-что созданном болгарском государстве“ или о событиях „после образования болгарского государства“ (с. 199) и т. д. Эти мысли отражают совершенно неверное представление о формировании болгарского государства, об его становлении, которое к сожалению отражено не только в книге Д. Д. [193] Необходимо признать, что немало тех болгарских ученых, которые, исследуя проблемы государственно-творческих процессов, исходят из мысли В. И. Ленина:
„Государство строится на определенной территории и представляет собой систему институций и учреждений - центральная власть, администрация, войска, суд и т. д. Поэтому о создании государства можно говорить лишь тогда, когда эти институции будут созданы.“ [194]
К сожалению навязанная в болгарской историографии схема „создания“ болгарского государства расходиться с цитированной уже парафразой ленинского определения государства. Основная характерная черта этой схемы - статичность, кратковременность явлений, идея, что все произошло чуть ли не в один миг. Или иными словами - наблюдаем замену одного продолжительного процесса однократным актом, событием или явлением. Рождение или созидание болгарского государства не было исключением из общей картины раннесредневековой Европы.
190. Lоungis, T. C. Les ambassades byzantine en Occident depuis la fondation des états barbares jusqu’ aux Croisades (407-1096). Athènes, 1980, 9-10.
191. Во время XVI заседания Шестого вселенского собора (9.VIII.681 г.) презвитер Константин из Анамеи (сег. Квал’ат ал-Муджик, Сирия) сообщает, что империя потерпела поражение „в войне с Болгарией“ (εἰς τὸν πόλεμον Βουλγαρίας). Срв. Μansi, D. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, 11. Florentiae 1765, col. 617; ГИБИ, 3, c. 170.
192. Подобна интерпретация договора с 681 г. у : Оstrogorskу, G. Histoire de l’Etat byzantin. Paris 1977, p. 158; Obоlensky, D. Op. cit., p. 47; Fine, J. V. A. The Early Medieval Balkans. A Critical Survey from the Sixth to the Late Twelfth Century. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1983, p. 67; Вrowning, R. Op. cit., p. 47.
193. Срв. Петров, П. Образуване на българската държава; Ангелов, П. Образуване на българската държава в историографията на съвременната българска медиевистика. - ВИС, 1980, № 3, 71 -84; Наумов, Е. П. Советская историография о создании и развитии Первого болгарского государства. - В: История и культура Болгарии. М., 1981, 40-53.
194. Срв. Петров, П. Образуване на българската държава, с. 281.
43
Оно результат продолжительного процесса, начавшегося задолго до 681 г. и продолжившегося после этой даты, которая символизирует прочное поселение протоболгар на землях к югу от Дуная и новые границы государства; процесс, который привел к постепенному зарождению и развитию всех отличительных признаков, созидающих облик государства. Процесс становления болгарского государства, однако, обладает и рядом самобытных особенностей, определяющих ее самостоятельное, независимое место в рождении раннесредневековой Европы. В своем развитии до середины IX в.болгарское государство проходит через два этапа: V-VII вв. и 681-864 гг. На первом этапе зарождаются все эти формы государственной жизни, идеологии, администрации и культуры. В нем основная роль принадлежит протоболгарам, которые стоят у истоков исторических традиций и исторической памяти государства. Окончательное формирование болгарского государства „варварского“ раннесредневекового типа, близкого к уже показанной франкской модели, произошло в большой степени на византийской территорий, но без особой связи с прошлым этих земель, даже с острым противопоставлением, прежде всего идеологическим и культурным. Позднее принятие христианской религии, с одной стороны, помешало заимствованию некоторых культурных ценностей, но с другой - благоприятствовало созданию собственной модели государства [195].
6. Некоторые второстепенные вопросы, связанные с действиями Аспаруховых болгар, также представлены Д. Д. ошибочно или по крайней мере неубедительно. Например, он утверждает, что защита западных и южных границ Болгарии после 681 г. была поверена славянам, а Черноморское побережье - протоболгарам, объясняя впоследствии, что оборона Восточной Старой планины осуществлялась славянским племенем северы (с. 197-199). Для обоснования последнего обычно пользуются сведением Феофана, что после своего поселения протоболгары „τοὺς μὲν Σέβερει κατώκισαν ἀπὸ τὴς ἔμπροσθεν κλεισούρας Βερεγάβων ἐπὶ τὰ πρὸς ἀνατολὴν μέρη“ [196].
Анализируя это известие в нескольких своих исследованиях, Ив. Дуйчев приходит к правильному, на наш взгляд, выводу, что северов переселили на восток и поселили на Черноморском побережьи [197]. Это могла быть, например, область на юге реки Провадийской до мыса Эмине, где вероятно требовалось совместно с протоболгарами оборонять сооруженные там защитные валы [198]. Нельзя забывать и то обстоятельство, что большая часть протоболгарских военных сил была сосредоточена на северо-востоке, где необходимо было отражать все еще продолжающийся опасный нажим со стороны хазаров [199].
VIII. ПРОТОБОЛГАРЫ ПО СЕВЕРНОМУ ЧЕРОМОРИЮ В VIII-IX В.
Проблеме протоболгарского присутствия по Северному Черноморию в VIII-IX в. посвящена вторая глава книги Д. Д. Мы уже отметили ее неудачное размещение между первой и третьей главой. Поэтому здесь мы остановимся на ее содержании. Даже беглый взгляд показывает нам, что Д. Д. потерпел неудачу.
195. Во всем этом периоде существовал постоянный, единственный государственный центр с постоянном государственном аппаратом. Существует еще своеобразная специфика языковых проблем (срв. Божилов, И. Раждането на средновековна България. - Исторически преглед, 1992,1-2, 21-22).
196. Thеорhanеs, р. 35913-15.
197. Дуйчев, Ив. Извори за историята на Черноморието, 8-9; Обединението на славянските племена, 72-73; Les sept tribus slaves de la Mésie, p. 56; Protobulgares et Slaves (Sur la problem de la formation de l’Etat bulgare). - In: Dujčev, Iv. Medioevo, 1, p. 77.
198. Paшев, P. Раннобългарски землени укрепителни съоръжения. - В; Български средновековни градове и крепости, 1, с. 27.
199. Димитров, Хр. Болгария и хазары, с. 55.
44
Впрочем можно было бы утверждать, что эта проблема, особенно с археологической точки зрения, выяснена благодаря усилиям советских ученых. Вот почему новое рассмотрение вопроса было бы оправдано только в одном случае: если действительно можно сказать нечто новое.
К сожалению это новое трудно обнаружить. Д. Д. начал свое изложение с ошибочной идеи, что
„во время хазарской экспансии основная часть протоболгар осталась по своим старым местам, подчиняясь завоевателям-хазарам. И арабское нашествие в 20-ых, 30-ых годах не очень изменило положение“ (с. 133).
Уже было показано, что утверждение, будто бы основная часть протоболгар осталась на северном побережий Черного моря после распада Кубратовой Болгарии является по меньшей мере неосновательным. А лучшие знатоки хазарской истории и культуры - Артамонов и Данлоп - убедительно доказали, что хазаро-арабский конфликт начала VIII в. привел к значительным политическим сотрясениям и большим этническим изменениям, прежде всего среди населения Кавказского района [200].
Но продолжим дальше:
„Где точно находились владения Батбаяна, трудно установить - источники не дают никаких конкретных указаний. В последнее время в научной литературе все чаще отмечается то, что главным городом в Кубратовой Болгарии была Фанагория. В таком случае Батбаяновые уногундуры должны находиться в степях возле восточного берега Азовского моря. Некоторые ученые считают, что на востоке (sic!) эта протоболгарская группа занимала территорию до поречья Нижнего Дона. Это вполне возможно, так как в этом районе - в Саркеле, в Семикаракорском городище и особено в Артугановском некрополе - открыты могилы с северной ориентацией, так характерной для уногундуров Аспаруха. Разумеется, не исключено, что эти захоронения с северной ориентацией принадлежали оцелевшим протоболгарам из Аспаруховой орды, которые остались на землях восточнее Дона во время отвода основной ее части“ (с. 133).
По нашему мнению налицо снова неверная картина, исполненная фактологическими ошибками и хронологическими несоответствиями в судьбе отдельных протоболгарских групп. Например, неверно то, что источники не содержат никакие указания от территориях, которые занимали протоболгары, управляемые Баяном (этот вопрос будет подробно рассмотрен далее). Еще более неосновательно говорить о наследниках Аспаруховых болгар уногундур по поречии Нижнего Дона в VIII-IX в.
Сразу после этого, будто подобные мысли вовсе не были высказаны, Д. Д. знакомит нас с археологической обстановкой Фанагории и Таманского городища, которая, как он предполагает, показывает, что в VIII—IX в. их население состояло преимущественно из протоболгар. Разумеется, Д. Д. умело (или может быть из-за неосведомленности) обошел сведения письменных источников, свидетельствующих о хазарском присутствии именно в Фанагории и причем к началу VIII в. [201] Недоумение вызывает и следующее утверждение:
„Впрочем вряд ли имеет место сомнение, что часть протоболгар Восточного Приазовья, спасаясь от гнета хазаров, заняли хорошо приспособленные для скотоводства земли Предкавказья, покинутые старыми его обитателями аланами“ (с. 136).
В сносках он отсылает нас к с. 130, где объясняет, что аланы ушли после поселения хазаров в южнорусских степях и особенно после арабского нашествия на Кавказ в начале VIII в. Следовательно выходит, что протоболгары, стесненные хазарами, выселились на территории, подвластной тем же хазарам, но оставленной перед тем аланами из-за нашествия их врага - арабов. Не особенно убедительно выглядит и утверждение, что „Хумаринское городище является исключительно ценным памятником древней протоболгарской культуры“ (с. 141).
200. Артамонов, М. И. История хазар, 201-232; Dunlop, D. М. Op. cit., 58-88; Golden, P. В. Op. cit., 61-67.
201. Срв. Димитров, Хр. Болгария и хазары, с. 60 и прим. 94-99.
45
Потому что немного раньше Д. Д. выражает согласие, что культовое здание, построенное вслед за крепостными сооружениями Хумары, „необходимо связать с перемещением населения, изгнанного арабским нашествием“. А что дает ему уверенность утверждать, что это население, которое пришло с территорий, находящихся южнее Хумары - т. е. с Кавказа, Прикаспия или даже с Малой Азии, было протоболгарским?
Аналогично состояние и следующих двух параграфов второй главы: „Протоболгары по северному побережию Черного и Азовского моря в VIII-IX в.“ и „Протоболгары на Крымском полуострове с конца VII до IX в.“ Не можем останавливаться на всех ошибках, неточностях и противоречиях, потому что это отягчит нашу работу, а и нет особенной надобности, так как многие из них повторяются. Но все-таки не можем пройти мимо некоторых, давно устаревших ошибочных мнений, представляющих превратно историческую действительность. Особенно сильное недоумение вызывает буквальное повторение выводов С. А. Плетневой, что укрепленные рвом и валом селения в Подонии, которые считали протоболгарскими, появились
„в результате разложения родово-племенной организации общества и возникновения феодализма. Это своеобразные замки феодалов, предназначенные защищать часть населения - аила. Часто одновременно с ними строятся и другие более развитые типы феодальных укреплений - замки с каменными стенами“ (с. 151).
Неясно почему, если Д. Д. знаком с работой Якобсона об этом типе поселений в Крыму, он не имел в виду его (Якобсона) критику в адрес указанного мнения Плетнева и правильный вывод, что эти укрепленные поселения послужили убежищем свободных общин, но не исполняли функции и не имели характерные особенности феодальных замков [202].
Но оставим в стороне Крым и исследования Якобсона и вернемся к болгарским землям. Мы увидим, что нет каких бы то ни было данных, которые позволили бы аргументировать одновременное появление двух типов укрепленных поселений - земляных и каменных. Напротив, скорее имеем дело с двумя последовательными типами в развитии поселковой жизни [203]. Д. Д., оставаясь верным принципу воспринимать до конца и без всякой критичности идеи С. А. Плетневой, приходит иногда к наивным и романтичным выводам. Это видно лучше всего из написанного о Правобережном Цимлянском городище:
„Нет сомнений, что используя этот дорогой и эффектный способ строительства, владетель района - некто предприимчивый и амбициозный хан, признавший власть Хазарского хагана, стремился не настолько сделать свой центр неприступным, сколько удовлетворить свое самолюбие, поднять свой авторитет“ (с. 156).
Таким же образом звучит и следующее „обобщающее“ заключение:
„Благодаря эксплуатации местного зависимого населения, владельцы замков располагали большими материальными возможностями“ (с. 163).
Серьезные возражения вызывает опыт Д. Д. приписывать хазарскую крепость Саркел протоболгарам. Действительно он ссылается на исследования советских археологов, но они проявляют куда бòльшую осторожность.
202. Якобсон, А. Л. Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики (=МИА, 168). Л., 1970, с. 177. Существует и третье мнение, которое является компромиссом в некоторой степени между идеями Плетневой и Якобсона: первые три типа (естественно укрепленные, укрепленные рвом и валом с незащищенной стороны и укрепленные рвом и валом со всех сторон) строились как убежища сельских общин их средствами, а четвертый тип (укрепленный кирпичными или каменными крепостными стенами) строился чаще всего средствами или под руководством государственной власти, которое пользовалось иногда помощью чужих специалистов. Эти укрепленные поселения служили опорными пунктами ополчения (военных коллонистов?) и вообще населения во время вражеских нашествий (срв. Афанасьев, Г. Е. Система обороны Сальтовской земли. - Втори межд. конгрес по българистика, 216-217).
203. Срв. Димитров, Хр. Аулите на ранносредновековна България, 56-57 сл.
46
Например, М. И. Артамонов (цитирован на с. 168, ссылка 108) без колебаний заявляет, что этническая принадлежность засвидетельствованной в Саркели культуры остается спорной. Он считает даже, что военный гарнизон крепости был составлен не из хазаров и болгар, а из воинов какого-то наемного тюркского племени, близкого по этнографическим признакам к узам или печенегам. В то же время Д. Д. совершенно пренебрег данными письменных источников, т. е. Константином Багрянородным, по мнению которого крепость Саркел была построена по просьбе хазаров, с византийской помощью [204].
В конце этой главы Д. Д. посвятил около десятка страниц протоболгарским поселениям на Крымском полуострове. В сущности эти страницы представляют собой скорее всего пересказ важнейших достижений советского археолога Якобсона, нежели критический разбор знакомой уже картины. А результаты до сих пор полученных исследований ставят несколько вопросов, которые ускользают из внимания как советских ученых, так и Д. Д. Например: до какой степени византийская культура и прежде всего христианская культура повлияла на крымских протоболгар; каково соотношение между языческими и христианскими обрядами захоронений в протоболгарских некрополях и с каких пор последний начал утверждаться в них? Можно было бы привлечь и данные сфрагистики, чтобы лучше осветить историческую судьбу этой протоболгарской группы.
(Черные, внутренние болгары)
Вопрос о судьбе протоболгар (не только в VIII-IX, но и позже - в X и начале XI в.), населявших Восточное Приазовье, Подонье, Северное Черноморие и Крымский полуостров - это вопрос о судьбе т. наз. черных или внутренних болгар [205], которые в большей своей части были потомками Баяновых болгар, оставшихся по своим родным местам в хазарском подчинении. Этой проблеме, хотя ею и не пренебрегали в специальной литературе, можно уделить большее внимание. Здесь мы попытаемся поставить лишь несколько вопросов, выделить отдельные моменты, так как целостное рассмотрение истории черных болгар выходит за рамки настоящей работы.
В первые два столетия (VIII—IX в.) о черных болгарах почти не упоминается в письменных источниках. И все-таки некоторые косвенные сведения отсылают нас к отдельным моментам их исторической судьбы. Можно предположить, что часть протоболгар, живущих на Крымском полуострове и принявших христианство через Византию, участвовали в восстании против хазарской зависимости в конце 80-тых и начале 90-тых годов VIII в. под предводительством епископа Иоана Готского. Судьба этого восстания хорошо известна - оно закончилось поражением, так как империя не только не поддержала, но и сделала все возможное, чтобы помешать ему. Однако наряду с этим Византия успела добиться смягчения участи епископа Иоана и отвоевать важные уступки каганата в пользу хазарских христиан, в том числе и протоболгар [206].
По всей вероятности протоболгары, населявшие Подоние, сыграли значительную роль в событиях, которые потрясли Хазарский каганат в начале IX в. В то время хазарская верхушка приняла официальной религией иудейство. Но этот факт не способствовал дальнейшему развитию, а еще больше усилил как социальные, так и внутринародностные противоречия. В конечном счете это привело к взрыву негодования и началу серьезной гражданской войны [207].
204. Артамонов, М. И. История хазар, 262-282; Dunlop, D. М. Op. cit., 89-170; Dvornik. F. Byzantine Missions among the Slavs. SS. Cyril and Methodius. Rutgers, New Brunswick-New Jersey, 1970, 52-53; Obolensky, D. Op. cit., p. 175; Golden, P.B. Op. cit., p. 67,204 DAI, § 42, 18220-18455; Theophanis Continuatis chronographia. Ed. I. Bekker. Bonnae, 1838, 12218-1245; Ioannis Skylitzae Synopsis Historiarum. Ed. I.Thum (=CFHB, 5). Berolini, 1973, p. 7376-85; Конст. Багрянор., 170-173.
205. См. здесь прим. 143.
206. Артамонов, М. И. История хазар, 252-261; Dunlop, D.M. Op. cit., p. 183; Obolensky, D. Op. cit., p. 175; Gοlden, P. B. Op. cit., p. 66.
47
По словам Константина Багрянородного центральная власть успела потушить восстание, покорить часть бунтовщиков. Те, кто успели ускользнуть, известные под именем „кавары“ вместе с мадьярами поселились в области Леведия, между реками Дон и Днепр [208]. Но эти сведения отражают только конечный этап развития гражданской войны в Хазарии, которая закончилась построением хазарской пограничной крепости Саркел (около 834-837) [209].
Возможность заглянуть глубже в суть событий предлагает нам одна из протоболгарских надписей - воспоминательная надпись о копане Окорсисе (или Корсис). Данные, полученные из него, показывают недвусмысленно, что болгарское государство во времена хана Омуртага организовало поход на восток от реки Днепр, вероятнее всего в 815-823 г. [210]
Эти именно события заслуживают большого внимания. На первый взгляд поход болгар на восток от Днепра вряд ли означал прямое вмешательство в гражданскую войну каганата, которая по сведениям Константина Багрянородного велась на землях, восточнее Дона.
В данной локализации основных столкновений вряд ли приходиться сомневаться, если впоследствии уцелевшие восстаники вместе с мадьярами нашли надежное убежище в землях, расположенных западнее Дона. Но мы знаем, что до тех пор Междуречье Дон - Днепр, т. е. Леведия, находилось в составе Хазарского каганата, который по окончанию гражданской войны был вынужден отодвинуть свою западную границу по поречью Дона и построить крепость Саркел. Следовательно, „победа“ официальной хазарской власти над восставшими состояла в том, что их вытеснили из центральных областей каганата. Но эту победу нужно было заплатить отрывом значительных территорий западных окраин каганата, в которых поселились кавары и мадьяры. Вот почему, на наш взгляд, отрыв земель между Доном и Днепром едва ли произошел случайно. Существуют две основные причины, которые заставляют нас так думать:
1. Возможно там находился один из главных центров восстания против ввода иудейства в качестве официальной государственной религии. Подкреплением этой идеи могут послужить именно результаты археологических исследований, согласно которым предшествующее Саркел Правобережное Цимлянское городище было разрушено самими хазарами, так как принадлежало восставшему против них князю, вассальному кагана, в котором с основанием усматривают протоболгарское происхождение [211].
2. В своей борьбе против хазарской власти восставшее население, которое может быть в большей своей части было протоболгарским, нашло поддержку болгарских войск, вторгшихся в земли к востоку от Днепра - об этом свидетельствует указанная надпись [212]. И хотя они не успели предотвратить разрушение одной из восставших крепостей (Правобрежное городище) хазарами, то по крайней мере способствовали уничтожению хазарской власти на территории между Днепром и Доном, чем облегчили последующее спасение и заселение в этой области уцелевших восстанников из внутренних частей каганата, вместе с новыми пришельцами - мадьярами [213].
208. DAI, § 38, р. 1742-6; Конст. Багрянор., 158-159, 391-392; Воžilov, Iv., Hr. Dimitrov. About the Historical Geography of the Northern Blask Sea Coast, 50-57.
209. Срв. Aртамонов, М. И. История хазар, 296-297, 328; Golden, P. В. Op. cit., 76-77.
210. Воžilоv, Iv. One of Omurtag’s Memorial Inscription, 75-76; Анонимът на Хазе, 182-183; Коледаров, П. Политическа география, 1, с. 41.
211. Срв. Артамонов, М. И. История хазар, 318-323; Плетнева, С. А. От кочевий к городам, 35-40; Древние болгары в бассейне Дона и Приазовья. - В: Плиска-Преслав, 2, с. 17; Димитров, Д. Прабългарите, с. 157.
212. Бешевлиев, В. Първобългарски надписи. С., 1979, № 59, с. 212.Тот самый автор утверждает, что личное имя в надписи надо читать „Корсис“ (срв. Бешевлиев, В. Първобългари. История, с. 149).
213. Эти действия болгарских войск вряд ли вмещались только в один поход на восток от реки Днепр, о чем располагаем безусловным свидетельством надписи, посвященной копану Окорсису. К сожалению, отсутствуют другие, хотя бы косвенные податки в источниках, подтверждающие этот вывод. И все-таки, мы склонны принять, что антихазарская кампания хана Омуртага в пользу востания против ввода иудейства заняла несколько лет его управления. Вот почему не исключено, на наш взгляд, что для этой цели, ввиду более легкого наблюдения и управления военных действий против хазаров, был построен и новый „преславный аул на Дунае“, останки которого находятся на сегодняшнем острове Пакуюл луй Соаре (срв. Димитров, Хр. Аулите на ранносредновековна България, с. 62, прим. 102).
48
Итак, мы можем перейти далее к надежным данным о „черных“ болгарах. Больше всего сведений о них содержится в письменных источниках X в. Пусть они слишком лаконичны и иногда противоречивы, но позволяют создать более целостную картину об этой группе болгар. Один-единственный раз черные болгары упомянуты в русской летописи „Повести временных лет“, когда говорится о договоре, заключенном в 944 г. между Киевской Русью и Византией:
„А о сихъ, же то, приходят чернии болгаре и воюют в стране Корсуньстей, и велим князю рускому, да ихъ не пущает: пакостять стране его“ [214].
Почти в то же время об их стране Черной Болгарии сообщает и Константин Багрянородный:
„[Знай], что так называемая Черная Булгария может воевать с хазарами“ [215].
„В это Меотидское море впадает много больших рек; к северной стороне от него - река Днепр, от которой росы продвигаются и в Черную Булгарию, и в Хазарию, и в Мордию.“ [216]
Эти данные византийского императора могут быть дополнены сведениями, извлеченными из некоторых восточных источников. В своей „Книге климатов“ арабский географ ал-Истахри, писавший тоже около середины X в. [217], рассказывает о разных странах, описывая путь с севера на юг, отмечает следующее:
„... затем проходит по верхней части Славонии, пересекает землю внутренних Булгар и Славонию и идет по стороне Рума до Сирии“ [218].
И далее:
„Внутренние Булгаре же суть христиане“ [219].
А арабский географ ибн-Хаукал сообщает в своей „Книге о дорогах и государствах“ (написана около 976/977 г.) [220]:
„Между внутренними Булгарами находятся христиане и мусульмане. В настоящее же время не осталось и следа ни из Булгара, ни Буртаса, ни из Хазара, ибо Русы напали (или истребили) всех их, отняли от них все эти области и присвоили их себе“ [221].
При решении вопроса о локализации страны черных болгар, можно опереться и на сведения персидского географа Гардизи [222]. Описывая границы земель, занимаемых мадьярами во времени, когда они находились в степях Северного Причерноморья (IX в.), он отмечает:
„[На берегу] той реки, которая находится влево от них (мадьяров - зам. И. Б., X. Д.), в сторону славян, живет народ из румийцев; все они - христиане; их называют нендерами (N. n. nd. r.): они многочисленнее мадьяр, но слабее их. Из этих двух рек (между которыми живут мадьяры - зам. И. Б., X. Д.) одна называется Итил, а другая - Дуба. Когда мадьяры живут на берегу реки, они видят этих нендеров; над областью нендеров, на берегу реки, возвышается высокая гора, по склону которой течет река. За горой живет народ из христиан, которых называют мардатами; между их областью и областью нендеров 10 дней пути. Они составляют многочисленный народ; их одежда похожа на одежду арабов [и состоит] из чалмы, рубахи и джуббы.
214. Повесть временных лет. Ч. 1, текст и перевод Д. С. Лихачева и Б. А. Романовой. Под. ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.-Л., 1950, с. 37.
215. DAI, § 12, р. 64; Конст. Багрянор., 52-53.
216. Ibidem, § 42, р. 18675-78; Конст. Багрянор., 174-175.
217. Крачковский, Ю. И. Арабская географическая литература. - В: Крачковский, Ю. И. Избр. соч. Т. 4. М.-Л., 1957, 196-197.
218. Гаркави, А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII до конца X века). СПб., 1870, с. 192.
219. Там же, с. 193.
220. Крачковский, Ю. И. Указ. соч., 198-199.
221. Гаркави, А. Я. Указ. соч., с. 218.
222. Крачковский, Ю. И. Указ. соч., 262-263.
49
У них есть пашни и виноград; воды у них текут [только] по поверхности земли: подземных каналов нет. Говорят, что они многочисленнее румийцев. Они составляют особый народ; торговлю ведут преимущественно с арабами.“ [223]
Сведения Гардизи дополняются в значительной степени данными, которые предлагает персидское анонимное сочинение „Худуд ал-Алам“ („Регионы мира“) [224]:
„Слово об области м. р. ват: к востоку от нее кое-что из гор и некоторая часть хазарских печенегов и море К. р. з. к западу от нее кое-что из моря К. р. з. и внутренние булгары, а к северу от нее - некоторая часть внутренних болгар и гора В. н. н. д. р. Эти люди - христиане, говорят на двух языках: по-арабски и по-румийски. Одежда их - одежда арабов. Они дружат с румийцами и тюрками, владеют палатками и шатрами ... Слово об области В. н. н. д. р.: это - область, к востоку от нее - буртасы, к югу от нее - хазары, к западу от нее - гора, к северу - мадьяры. Они - люди плохие сердцем, слабые, бедные, с малым достатком.“ [225]
Дополняя Гардизи, анонимный автор пишет:
„От мадьяр к востоку - гора, к югу - народ по названию В. н. н. д. р., по вере - христиане, к западу и северу - область русов“ [226].
Подобно и описание географического местонахождения славян:
„Это - область, к востоку от которой находятся внутренние булгары и частью русы, к югу от нее - частью море К. р. з. и частью Румское море.“ [227]
Особенно важно то обстоятельство, что согласно этому источнику, „река Рус ... впадает в реку Итиль“ [228], следовательно под названием Итиль персидские авторы подразумевают Днепр. Или другими словами, Итил = Днепр у Гардизи на наш взгляд соответствует реке влево от мадьяров „в сторону славян“ [229].
В таком случае река, которая находилась „вправо“, т. е. на западе от мадьяров, была Дуба (скорее всего река Южный Буг) [230]. Однако далее Гардизи поясняет, что бòльшая из двух рек находилась вправо от мадьяр [231]. Следовательно получается, что „вправо = к востоку, так как эта же река текла в сторону славян и хазаров. Таким образом мы должны предположить, что „нендеры“ = дунайские болгары, или что Гардизи запутался в понятиях „вправо“ и „влево“. Но если „нендеры“ = дунайские болгары, соседний им христианский народ, называемый мардаты, мог быть скорее всего народ моравцев. Описание и отличительные черты, которые знакомы нам как из описания Гардизи, так и из „Худуд ал-Алам“, не подходят моравцам: христианский народ, который одевался как арабский и торговал преимущественно с ними, говорил по-гречески и арабски, выращивал виноградники и обрабатывал луга, дружил с тюрками, жил в палатках и шатрах [232]. Особенно важно то обстоятельство,, что область, которую этот народ населял, названная в „Худуд ал-Алам“ „м. р. ват.“, находилась на востоке от внутренних болгар. Все это, мы считаем, подходит больше всего землям северокавказских аланов [233].
223. Бартольд, В. В. Извлечение из сочинения Гардизи Зайн ал-Ахбар (Приложение к „Отчету о поездке в Среднюю Азию с научною целью 1893-1894 гг.). - В: Бартольд, В. В. Соч.Т. 8. М., 1973, 58-59; Мinorskу. V. Une nouvelle source persane sur les Hongrois au Xe siècle. Budapest, 1937, 4-5.
224. Крачковский, Ю. И. Указ. соч., 224—226.
225. Hudud al-Alam. „The Regions of the World“. A Persian Geography 372 A. H. - 982 A. D. Ed. V. Minorsky. London, 1937, 160-162; Зaxодеp, Б. H. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. 2. Булгары, мадьяры, народы Севера, печенеги, русы, славяне. Μ., 1967, 53-54.
226. Hudud al-Alam, p. 101; Зaxодеp, Б. H. Указ. соч., с. 58.
227. Hudud al-Alam, p. 158; Зaxодеp, Б. H. Указ. соч., с. 126.
228. Hudud al-Alam, p. 159; Зaxодеp, Б. H. Указ. соч., с. 105.
229. Бартольд, В. В. Указ. соч., с. 58; Мinorskу, V. Ор. cit., р. 4. Обычай „слево“ = „на восток“ был характерен и для протоболгар (срв. Бешевлиев, В. Първобългарите. Бит и култура, 75-76).
230. В. В. Бартольд (Указ. соч., с. 58) переводит ее как Дунай (Дуба=Дуна), но имя Дуба может происходить и от Куба (печенежское название реки Буг).
231. Бартольд, В. В, Указ. соч., с. 59; Мinorskу, V. Ор. cit., р. 5.
232. Срв. Зaxодеp, Б. Н. Указ. соч., 53-54.
50
Но так как они не могли быть соседями дунайских болгар, остается принять, что между аланами и мадьярами, или в самом общем смысле, между реками Днепр и Кубань жил христианский народ, отличавшийся от ромейского христианского населения византийских владений Крыма, который на юго-востоке граничил с другим христианским народом - аланами. Это могли быть только черные болгары.
В конце мы хотели бы рассмотреть и сведения, предлагаемые ал-Бекри [234]. Арабский автор сделал описание, которое приближается к цитированным уже текстам, но употребляет разные этнические названия:
„Одна из ее границ [страны мадьяров в IX в.] соприкасается со страной Рум [византийские владения Крымского полуострова], а в конце этой границы по направлению к пустыне находится гора, на которой живет народ А.йн, владеющий лошадями, скотом и пастбищами. Внизу, на берегу моря живет народ, который называется Агван. Это христиане; они граничат с мусульманскими странами, причисленными к странам Тифлиса, где начинается граница Армении. И эта гора [Кавказ] продолжается до границ страны Баб-ал-Абваб [сегодняшний Азербайджан] и достигает до страны хазаров [сегодняшний Дагестан].“ [235]
Выше сделанный анализ источников показывает, что цитированные сведения говорят о существовании (IX-X в.) значительной тюрко-болгарской этнической и до известной степени политической общности, которая жила в степях к востоку от реки Днепр, на юго-западных и восточных частях Крымского полуострова, Приазовья, Предкавказья, примерно до реки Кубань. Бòльшая часть этих болгар исповедывала христианскую религию. Хотя и входили в состав Хазарского каганага, они успели отвоевать значительную политическую самостоятельность, особенно в первой половине X в. С середины того же столетия это тюркоболгарское население потерпело много ударов со стороны византийцев, русских и печенегов. В течение времени одна часть из них была уничтожена, о других можно предположить, что нашли убежище в Дунайской Болгарии [236], а третьи - в крымских владениях Византии.
Остается сказать несколько слов о политической роли черных болгар и их взаимоотношениях с Хазарским каганатом, Византией и Киевской Русью в 30-ых и 40-ых годах X в. Этот вопрос был рассмотрен подробно еще М. И. Артамоновым [237], но к нему есть еще что добавить. В 30-ых годах X в. империя начала вступать в различные союзы, направленные против хазаров. В самом начале она попыталась настроить против них аланов, а после этой неудачной попытки в борьбу против каганата была вовлечена и Киевская Русь. Судя по еврейско-хазарской переписке, русские напали на хазарский город Самкерц [238], который находился вероятно на Таманском полуострове у пролива между Черным и Азовским морем [239]. Город был взят хитростью, после чего русские разграбили его и поторопились увести свои войска [240].
233. Об аланах и окольных им сродных племенах см. Деопик, В. Б. Северокавказские аланы и адыгские племена. - В: Очерки истории СССР III—IX вв., 616-642; Гадло, А. В. Этническая история Северного Кавказа, 200-203; Ковалевская, В. Б. Кавказ и аланы. - В: Века и народы. М., 1984, 140-164.
234. Крачковский, Ю. И. Указ. соч., 275-280.
235. Куник, А., барон В. Розен. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч. 1. СПб., 1878, с. 63.
236. Можно предполагать, что их потомки, т. наз. гагаузы, сосредоточенные в основном на территории сегодняшней Бессарабии, Добруджи и Северо-Восточной Болгарии (срв. Боев, Е. За потеклото на гагаузите. - В: Чиракман-Каварна-Карвуна. С., 1982, 113-117).
237. Артамонов, М. И. История хазар, 373-374, 378.
238. Коковцов, П. К. Указ. соч., с. 118.
239. Артамонов, М. И. История хазар, с. 374.
240. Коковцов, П. К. Указ. соч., 118-119.
51
Хазарский наместник (архонт Боспора) Песах, который имел титул „булшица“, но в сущности был вождем „черных“ болгар, после того как не успел встретиться с русскими, организовал нападение против крымских владений Византии [241].
С тех пор, а может быть и еще раньше „черные“ болгары представляли серьезную угрозу византийским интересам на Крымском полуострове. Вот почему мы принимаем мнение Ф. Е. Вожняка, что явная, (если не основная) цель Византии в договоре от 944 г. была заставить русских преустановить нападение „черных“ болгар на крымские имперские владения. Таким образом и сами русские уже не были бы угрозой для империи [242].
Предполагают, что последние, хотя и косвенные, сведения в источниках о „черных“ болгарах относятся к началу X в. Основанием для этого предположения служит одно известие Иоана Скилицы, согласно которому Византия организовала „военный поход против хазаров“ с целью потушить бунт херсонского стратега Георгия Цуло (1016 г.). Империи помогли русские войска под командованием Сфенга, брата киевского князя Владимира [243]. По мнению М. И. Артамонова [244], тот самый Георгий Цуло вероятно происходил из протоболгарского аристократического рода (Дуло?),получил титул „протоспафарий“ [245] и был назначен управляющим византийских владений Крыма [246]. В его действиях можем увидеть последний отголосок борьбы „черных болгар“ в защиту своей независимости [247].
IX. ПРОТОБОЛГАРСКИЙ НОМАДИЗМ
Проблемы вокруг социально-экономических процессов, протекающих в протоболгарском обществе, не ускользнули от внимания Д. Д. К сожалению, часто в книге проскальзывают устаревшие, догматические и ошибочные идеи, представляющие в неприемлимом виде одну из самых важных сторон жизни протоболгар. Так, принимая за абсолютно доказанную протоболгарскую этническую принадлежность населения Северного Дагестана (довольно спорный, в основном вопрос), автор высказывает идею, „что они очень рано начали переходить к частичной или полной оседлости и уже в первой половине VI в. имели постоянные селения“ (с. 49), тогда как
„до VII в., находясь под ударами хазарской экспансии, уногундуры-болгары под предводительством Аспаруха были вынуждены покинуть Восточную Европу и поселиться в землях Нижнего Дуная; основная часть болгарских племен были кочевниками с придвижным скотоводством (с. 49).
Сама социальная дифференциация среди протоболгар тоже представлена слишком наивно.
241. Там же, с. 119; Моšin, V. Les Khazares et les Byzantines d’après l’Anonyme de Cambridge. - Byzantion, 2, 1931, p. 313 (текст и перевод на французском яз.). О титуле и имени вопросной личности см. Zajaskowsky, A. Ze studiôw nad Zagadaniem chazarskim. Krakow, 1947, 36-38.
242. Wоžniak, F. E. The Crimean Question, the Black Bulgarians and the Russo-Byzantine Treaty of 944, Journal of Medieval History (Amsterdam), 5, 1979, 115-126.
243. I. Skylitzes, p. 35488-94.
244. Артамонов, M. И. История хазар, 436-437.
245. Об этом титуле судим по найденным моливдовулам, которые гласят: „Георгий Цуло, императорский протоспафарий и стратег Херсона“ (срв. Соколова, И. В. Монеты и печати византийского Херсона. Л., 1983, № 54, 54а, 164-165).
246. О Георгие Цуло и его однофамильнике (?) Фоме Цуло см. Божилов, Ив. Българите във Византийската империя, просопографски каталог, № 457, 458.
247. Можно допустить, что болгары в своем желании противодействовать объединенным усилиям ромеев, русских и мадьяр уничтожить их независимость прибегали к помощи и своих однородцев с Крымского полуострова, как пытались это сделать и с печенегами (срв. Божилов, Ив. България и печенезите (896-1018 г.). - ИП, 1973, № 2, с. 61, прим. 124).
52
„Над обыкновенными скотоводами поднялась паразитная по своей сущности родово-племенная аристократия, которая во времена военных походов обогащалась материальными благами“, (с. 49).
Сильное несогласие вызывает бескритичное восприятие выводов С. А. Плетневой об аилах как о начальной форме феодальной эксплуатации и расслоения среди кочевников:
„Аильная хозяйственная организация, которая является формой феодальной эксплуатации, наряду с другими дополнительными факторами (хазарская экспасия, арабо-хазарские войны и др.), способствуют обнищанию значительной части протоболгарского населения. Лишенные своего скота, кочевники были вынуждены искать новые источники пропитания - земледелие и ремесла, безусловно, создавая при этом условия для перехода к полуоседлой и полностью оседлой жизни“ (с. 88).
Далее он снова повторяет, что:
„основная причина, которая привела к оседлости кочевников-болгар, было обнищание большой части населения, что является результатом продолжительных военных действий и усиления налогового гнета со стороны хазарской администрации. Потеряв основное свое богатство - скот, вчерашние кочевники были вынуждены искать новые пути для пропитания в земледелии и ремеслах“ (с. 131).
Итак, выходит, что сильная организация оставила протоболгар-кочевников без средств производства - без скота, но с другой стороны это создало условия для перехода к более прогрессивной форме жизни и хозяйства: к полуоседлости и оседлости. Несмотря на алогичность подобной мысли, такое заключение содержит серьезные методологические ошибки. Потому что появление аильной организации обусловлено не уменьшением скота, а его превращением в собственность отдельных родов и впоследствии - в собственность семей - предпосылка для появления имущественной дифференциации, в отличие от времени полного господства общинной собственности. Эти процессы вполне естественны и характерны не только для протоболгар-кочевников, но и для славян, германцев и других „варварских“ народов при переходе к Средневековью [248].
В болгарской историографии существуют споры по этим проблемам, но это как-будто осталось незамеченным Д. Д. Так, некоторые болгарские ученые поддержали идеи Плетневой [249], но подчеркнули факт, что аильные селения были результатом естественного процесса, породившегося и протекавшего в недрах одного номадского общества, самая краткая и точная характеристика которого - разложение родово-общинного строя и начало перехода к феодалному способу производства и эксплуатации [250]. Как основательно замечает В. Гюзелев, различные формы поселенской жизни (летние и зимние стоянки скота, неукрепленные селения куренного и аильного типа и укрепленные валами и рвами или крепостной стеной) по существу выражают различные степени социального различия протоболгар, но не свидетельствуют о наличии определенных феодальных производственных отношений [251]. Эволюция их поселенской жизни от кочевнического стана через аулы (аилы) до городов-крепостей, в которых обособляются несколько основных этапов развития, представляют собой один из существенных показателей их
248. Срв. Кубель, Л. Е. Возникновение частной собственности, классов и государства. - В: История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988, 142-192.
249. Ваклинов, Ст. За характера на раннобългарската селищна мрежа в Североизточна България. Археология, 1972, № 1, 10-11; Формиране на старобългарската култура, с. 64, 96; Станилов, Ст. За материалната култура на прабългарите на юг от Дунава. - Векове, 1976, № 6, 31-32; Към въпроса за заселването на прабългарите на юг от Дунава. - В: Плиска-Преслав, 2, 54-55; Селища и аули, 100-105.
250. Божилов, Ив. Анонимы на Хазе, с. 175; то же самое у Дончева, Л., Ст. Ангелова. Проблеми на ранносредновековната култура на Южна Добруджа. - В: Първи межд. конгрес по българистика, с. 129
251. Гюзелев, В. Икономическо развитие, социална структура и форми на социална и политическа организация на прабългарите до образуването на българската държава (IV-VII в.). - Археология, 1979, № 4, с. 16.
53
поступательного развития к скотоводческо-земледельческо-ремесленному хозяйству [252].
Д. Д. однако уверенно утверждает, что
„Несомненное отсутствие прочных следов жизни протоболгар в первые десятилетия их жизни в дунайских землях есть следствие их экономики и быта. Обзор данных о протоболгарах в восточноевропейских степях показывает, что до распада Великой Болгарии они были номадами-кочевниками с весьма скромной материальной культурой“ (с. 202).
„В свою новую родину на Балканах Аспаруховые болгары пришли как народ с передвижным скотоводством и сравнительно примитивной материальной культурой“ (с. 203).
Таким образом, социально-экономическое и культурное развитие Кубратовых болгар-уногундуров и их расселение под ударами хазар и Аспаруховых болгар представлено слишком упрощенно и приниженно: типичные кочевники, не имевшие опыта и необходимости в строительстве городов, куда в лучшем случае ставили свои шатры [253]; они не успели осуществить экономическую и политическую смычку между собой, из-за чего стали жертвой хазарского нашествия, принесшего им еще большую бедность и разорение, но это со своей стороны подтолкнуло их к оседлой жизни и принятию земледелия и ремесел (sic!) (с. 261-262). И если это обстоятельство, по мнению Д. Д., все-таки предлагало какие-то политические перспективы, особенно для протоболгар, оставшихся под хазарской властью, то Аспаруховые болгары
„находились в своем общественно-экономическом и культурном развитии приблизительно на одинаковой ступени с большими массами славян, которых они застали в землях Нижнего Дуная“ (с. 247).
Подобное упрощенное мышление и принижение исторической роли Аспаруховых болгар на Балканах почти совпадает с некоторыми рассуждениями отдельных румынских археологов и историков, считающих, что материальную культуру на севере и на юге Нижнего Дуная в Раннем Средневековии вряд ли нужно характеризовать как болгарскую, так как возможные носители-протоболгары были неспособными ее создать из-за своего кочевого образа жизни; а славяне находились на еще более низкой степени общественно-экономического развития [254]. Следовательно - эту культуру нужно было отнести к местному романизованному населению - проторумынам [255].
Впрочем, во время своего переселения на Балканы и несколькими десятилетиями позже Аспаруховые болгары находились на особой стадии развития кочевничества [256], которую вообще можно охарактеризовать как полукочевую-полуоседлую или как переходную стадию [257]. Кочевала только та часть населения, которая пасла скот в определенное время года, а другая часть занималась земледелием.
252. Димитров, Хр. Аулите на ранносредновековна България, 48-65.
253. Этот вывод находится в некотором противоречии даже с идеями С. А. Плетневой, которая в одной из последних своих работ дает все-таки более реальную картину протоболгарского кочевничества в концеVII в. (срв. Плетнева, С. А. Города кочевников, В: От доклассовых обществ к раннеклассовым. М., 1987, с. 204).
254. Diасоnu, P. Extension du Premier Etat Bulgare au Nord du Danube (VIIe-IXe siècles). La culture materielle. Et. balk., 1985, № 1, 109-110.
255. Brezeanu, St. Grecs et Thraco-Romains au Bas-Danube sous le règn du tsar Boris-Michel. - RESEE, 19, 1981, № 4, 643-651; Les Roumaines et „le silence des sources“ dans le „millénaire obscure“. Revue roumaine d’histoire, 21, 1982, № 3-4, 391-395. Вряд ли необходимо опровергать выводы автора о доминирующей и исключительной роли фрако-румынов в истории средневекового болгарского государства и Балканов в целом.
256. Подробно о возникновении и развитии кочевничества, о путях перехода к оседлости см. Шнирельман, В. А. Производственные предпосылки разложения первобытного общества. - В: История первобытного общества. Эпоха классообразования, 35-50.
257. О разных этапах в развитии кочевничества см. Плетнева, С. А. Кочевники Средневековья. Поиски исторических закономерностей. М., 1982, 35-40, 50, 120-125.
54
Был отмечен прогресс в социально-экономических отношениях (наряду с родовой возникла и семейная собственность на скот и землю), в политической структуре (формирование политических объединений государственного типа по принципу единоначалия) и на уровне материальной и духовной культуры - построение больших защитных сооружений земельно-деревянной конструкции (пограничные валы и аулы/аилы), более совершенная гончарная технология (аналоги пастушеской керамики на севере и на юге Дуная), производство или хотя бы проявление вкуса к предметам искусства (ременные украшения, конные аппликации, посуда, амулеты и др.), оригинальные каменные изваяния (мадарский всадник) и др. [258]
X. ПРОТОБОЛГАРЫ И ФОРМИРОВАНИЕ СТАРОБОЛГАРСКИЙ КУЛЬТУРЫ
Одна из основных задач, стоящих перед Д. Д. в рассматриваемой книге (на нее мы уже указали), это:
„получить более ясное представление о месте протоболгар в раннесредневековой истории степей Восточной Европы, по обеим берегам Нижнего Дуная и особенно об их роли в становлении староболгарской культуры, используя в основном данные археологии“ (с. 19).
Очевидно это амбициозная задача и решить ее достаточно трудно. Подобное намерение заслуживает похвалу, но если автор выйдет за рамки своего намерения и попытается его реализовать. Поэтому читатель остается удивлен, когда еще на предшествующих страницах увидит утверждения типа „очень трудно и даже невозможно (!) отграничить славянскую от протоболгарской материальной культуры (с. 11) или: „И все-таки в общей и одинаковой (!) для двух этнических групп староболгарской материальной культуре можно увидеть элементы, которые проникли (sic) при помощи протоболгар“ (с. 11). Здесь недоумение перерастает в предчувствие беды, знакомясь с представлениями Д. Д. о генезисе староболгарской культуры (с. 267-274). Такую методологическую беспомощность, ошибочное представление об историческом процессе, запутанность и в то же время ничем не оправданную уверенность и категоричность редко можно встретить вместе! Далее мы попытаемся систематизировать свои возражения против такого способа работы и особенно против таких результатов.
1. Понятие „староболгарская культура“. Здесь вряд ли уместно давать определение понятию „культура“. Вхождение в подобные спорные материи отвело бы нас слишком далеко. И все-таки надо отметить, что Д. Д. не приложил достаточно усилий представить яснее объект своего исследования. И хотя из-за того, что его предшественник Ст. Ваклинов поставил знак равенства между „культурой“ и „цивилизацией“, включая в понятие культуры „все элементы цивилизации, начиная способом и базисом производства и кончая совсем абстрактным проявлением как религия“ [259], на наш взгляд основная беда не в этом. В отличие от Ст. Ваклинова, у Д. Д. не только нет собственной концепции о „староболгарской культуре“, но даже его представления об этом тексте неясны, запутанны, ошибочны (что означает: „некоторые элементы, проникшие в нее [староболгарскую культуру] посредством протоболгар“ (sic!) - неужели староболгарская культура это что-то данное, готовое, в которое протоболгары проникли извне?).
258. Этот период развития кочевничества у протоболгар находит параллели с аналогичными процессами у мадьяр во время их переселения с Северного Причерноморья в Среднюю Европу (срв. Erdelyi, I. Das Altungartum und die Bulgaren in Osteuropa. - In: Turkic-Bulgarian-Hungarian Relations, 137-143; Fodor, I. Die grosse Wanderung der Ungarn von Ural nach Pannonien. Corvina Kiado, 1982,297325; Gуörffy, Gy. Wirtschaft und Geselschaft der Ungarn um die Jahrtausendwende (=Studia historica, 186). Budapest, 1983, 20-170).
259. Ваклинов, Ст. Формиране на старобългарската култура, с. 10. Объект понятия культура не выяснен и у Генчев, Н. Българската култура XV-XIX век. С., 1988.
55
Читатель так и не может получить удовлетворительное представление о характерных особенностях, о типе культуры, существовавшей в Болгарии до середины IX в. Мы не согласны с тем как Ст. Ваклинов употребляет понятие „формирование староболгарской культуры“, но отметим, что он имел значително более ясное представление о рассматриваемой материи, говоря о „староболгарской культуре языческого периода“ (конца VII - середины IX в.) и „единой староболгарской культуре“ (вторая половина IX-начало XI в.). [260] Только шаг разделяет нас от ясной концепции о раннесредневековой болгарской культуре, о которой говорит Ст. Ваклинов. В ней раскрываются два типа культуры, существовавшие один за другим: языческая (ее облик создается преимущественно протоболгарами) и христианская [261].
2. Протоболгарская культура и ее вклад в формирование „староболгарской культуры". Как мы уже указывали, это одна из основных целей книги Д. Д. Нельзя отрицать, что автор сделал опыт выделить некоторые черты собственной, присущей только протоболгарам материальной культуры, но его усилия уничтожены утверждениями типа „проникновение“ этих черт в староболгарскую культуру, невозможностью разграничить культуры двух этнических групп, низкая степень развития протоболгарского общества до середины VIII в. и позже (с. 207, 220, 238-239, 250-251, 261-262) и т. д. В конечном счете роль протоболгар в становлении культуры языческой Болгарии остается нераскрытой.
Эта констатация затрагивает только протоболгар, пришедших на Балканы с Аспарухом, которые являются основными строителями болгарского государства (Д. Д. проявляет удивительную настойчивость, выравнивая их во всех отношениях с покоренными ими славянами!). Но Д. Д. слишком расточителен, рассматривая их „соотечественников“, оставшихся в южнорусских степях (см. здесь ниже, 4а и § XI).
3. Византийское влияние во время становления „ староболгарской культуры". Отношение пришельцев к цивилизации, которую они застали, является одним из основных типологических признаков, характеризующих „варварские государства“ [262]. Можно сказать без колебаний, что из-за особого характера своей идеи о формировании „староболгарской культуры (см. ниже т. 4), Д. Д. почти не остановился на этой проблеме. Эта позиция не позволила ему быть вовлеченным в традиционный для болгарской историографии, но ненужный спор о „континюитете“, что, однако, не оправдывает небрежности к этой проблеме. Д. Д. действительно ее пропустил, довольствуясь странным утверждением:
„но если пути для проникновения византийского влияния среди протоболгар по Северному Черноморию ясны, то этого нельзя сказать о византийских заимствований у их соотечественников по западному берегу Понта“ (с. 268 - sic !).
Очевидно подобное утверждение нельзя пропустить [263].
Мы уже отметили, что отношения между пришельцами и цивилизацией, которую они застали, являются одной из основных особенностей, создающих облик „варварских“ государств. Здесь мы позволим себе сказать еще несколько слов.
Положение в Западной Европе, благодаря богатой источниковой базе, сравнительно ясно. Пришельцы застали некую, хотя и постепенно отмирающую, но все еще развитую цивилизацию.
260. Ваклинов, Ст. Формиране на старобългарската култура, с. 79, 167.
261. Божилов, Ив. Ранносредновековната българска култура, 64-73.
262. Божилов, И. Раждането, 22-23.
263. Здесь мы хотели бы выразить несогласие с выводами А. X. Халикова о приложимости мысли К. Маркса, что „варвары-завоеватели сами оказались завоеванными более высокой цивилизацией покоренных ими народов“ по отношению к болгарским условиям (срв. Xаликов, А. X. Великое переселение народов и его роль в образовании варварских государств. - В: От доклассовых обществ к раннеклассовым, с. 89).
56
В наиболее общих чертах отношение завоевателей к римскому населению можно охарактеризовать следующим образом:
„Их вожди [„варваров“] не пытались навязать подчиненным странам свою собственную цивилизацию, но, восхищаясь величием Рима, они сохранили местные институции и создали иллюзию, что Рах Romana восстановлен.“ [264]
Разумеется, в отдельных варварских королевствах положение было различным: дуалистические государства, благодаря существовавшему foedus, были очень крепко связаны с Римом и его цивилицацией (позиция Теодориха как quasi-императора, сохранение местной администрации, экономическая и налоговая система и т. д.). Со своей стороны, франки располагали свободой для сотворения собственной модели, не отказываясь целиком от римского наследства. Лангобарды же были подвергнуты сильному византийскому влиянию и создали государство „à la byzantine“, тогда как на Британских островах, где не уцелело ничего или почти ничего из римских структур, т. наз. племенные королевства были вынуждены начать все сначала.
Обратим сейчас внимание на отношения болгар и болгарского государства к цивилизации в землях на юге Дуная, которую они застали. Здесь сразу бросается в глаза первое и основное различие с западноевропейскими „варварскими“ королевствами: болгары с конца VII в. и далее вступают в контакт с византийской, а не с античной цивилизацией, т. е. болгары смотрят на античность, насколько это возможно, глазами и при посредничестве современной им Византии. В то же время здесь кроется и самая распространненная ошибка в современной болгарской специальной литературе, где обычно ставится следующий вопрос: существует ли континюитет межу античностью и средневековием (конечно в рамках болгарской действительности). Кроме нелогичности подобной формулировки, о чем уже шла речь, нужно сказать, что многочисленные заметки и мнения, разбросанные в различных по характеру публикациях, не только не вносят необходимую ясность, но и создают ошибочное представление о некоторых явлениях и процессах (под преемственностью понимая чуть ли не только пространственную преемственность и делая из этого генеральные выводы), именно из-за неправильной методологической основы. Так как этот вопрос требует самостоятельного и более тщательного исследования, здесь достаточно отметить только некоторые основные моменты, которые позволили бы нам искать общее и различное с Западной Европой:
а. Балканские владения Восточной Римской империи на протяжении нескольких столетий (IV-VII в.) были объектом многочисленных „варварских“ нашествий, которые привели к разрушению местной цивилизации - обезлюдили, уничтожили провинциальную администрацию, экономическую систему, городскую жизнь и даже такой усточивый механизм, каким была епископская институция. Эту картину, которую будущие исследования, прежде всего археологические, ни в коем случае не изменят существенно, в корне различается от положения в Западной Европе;
б. Аспаруховые болгары были последней волной пришельцев, которые в отличие от своих предшественников, осели прочно в землях империи. Они столкнулись с опустошенной и разоренной территорией, с вторичной этнической группой (славяне), а не с автохтонным населением с их собственной культурой, экономической организацией, институциями;
в. Сильно выраженное идеологическое противопоставление между болгарским государством и Византийской империей, в чьей основе было религиозное различие и проистекающая из него идеологическая оппозиция. Если обратим взгляд к Франкскому королевству, мы увидим, что Кловис принял христианскую религию через полстолетия после освоения Галлии (конец V - начало VI в.), тогда как болгары, а вместе с ними и славяне, два столетия после того как осели на юге Дуная сохранили собственные верования.
264. Riсhé, P. Ecoles et enseignement dans le Haut Moyen Age. Paris, 1979, p. 11.
57
Очевидно, религиозный антагонизм не благоприятствовал ни в коем случае влиянию со стороны соседней империи; г. Можно было бы утверждать без всяких колебаний, что ни в одной основной сфере болгарского общества в первые два столетия (политическая идеология, институции, жизнь в селениях, экономика, материальная и духовная культура) невозможно обнаружить византийского влияния [265].
4. Генезис „староболгарской“ культуры“. Вот как Д. Д. представляет себе генезис той культуры, которую он называет „староболгарской“:
„Смешение разнородных черт и их вливание (?) в общую культуру вероятно произошло в каком-нибудь районе вне
БалкановБалкан. Из-за отсутствия конкретных данных пока невозможно определить точное место, где протекал этот процесс. Вероятно это произошло где-то в поречии Среднего и Нижнего Днепра, где легче всего мог осуществиться контакт между оседлым и степным населением, носителей пастушеской, Салтово-Маяцкой, Северночерноморской позднеантичной и славянской культуры“ (с. 269);
„Эта синкретическая, по существу новая культура послужила основой, на которой позже формировалась до большой степени староболгарская культура по Нижнему Дунаю, носители которой славяне и протоболгары. Пока трудно сказать определенно каким образом элементы этой культуры были перенесены в земли около обеих берегов Нижнего Дуная и особенно Северо-Восточной Болгарии и Добруджи. Весьма вероятно, что это результат переселения группы протоболгар с Среднего Днепра к Нижнему Дунаю“ (с. 270).
Нам трудно выразить отношение к этой невероятной картине, воссоздающей при помощи „науки“ генезис „староболгарской культуры“. Мы не знаем, сознавал ли Д. Д. последствия этой своей „гипотезы“; не знаем, что подтолкнуло его к подобным рассуждениям. Но не будем вникать в иррациональное и отметим только основные ошибки:
а. Точка зрения Д. Д. лишает протоболгар (а и славян) их собственного прошлого, отрицает их развитие в VII—VIII в., вынуждает их топтаться на месте, пока их „соотечественники“ с Северного Черномория создают культуру, которую суждено было принести на Балканы ! Причем, первые давно построили собственное государство, продолжают его созидать, создавать все институции, формирующие его облик; государство, названное Болгария, которое поднимается рядом с Византией (по словем Р. Лопец - единственное государство в раннем средневековии, которое заслуживает эту характеристику)! А вторые (они творят культуру, которую передают первым!) живут в чужом государстве, имеют статут подчиненного населения, лишены возможности развиваться самостоятельно.
б. Эта странная культура развиваетса на Днепре (ни восточнее, ни западнее) на базе четырех старых культур, а именно: пастушеской (тюркской? болгарской?, кочевнической?), Салтово-Маяцкой (болгарской?), северночерноморской позднеантичной (sic! - историко-географическое хронологическое сборное понятие!) и славянской (тоже сборное и неясное понятие - какие славяне? восточные?). Этот механизм смешения культур, детище которого „староболгарская культура“, вряд ли нуждается в комментариях.
в. Это необычайное смешение перенесено в Болгарию (Д. Д. беспрерывно говорит о „Нижнем Дунае“, „Добрудже“, будто бы Болгарское государство не существует), причем в готовом виде. Но что перенесено? Архитектура, характерная для языческой Болгарии? Каменная пластика (относящаяся к VIII в.)? Протоболгарские надписи на греческом языке? Художественные промыслы? Мифология и религия? Скальные рисунки? Историческая память? Что еще остается отметить? Керамику „Сальтово-Маяцкого типа“! Отбрасывая в сторону ошибочную идею „ввоза“ (импорта) культуры (причем, в законченном виде, а не отдельных влияниях и заимствованиях),
265. Божилов, И. Раждането, 23 и сл.
58
необходимо задать себе вопрос: неужели Д. Д. не догадался о возможности одновременного развития сходных явлений в различных местах, иногда достаточно отдаленных одно от другого? [266]
XI. ПОЗДНИЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЯ ПРОТОБОЛГАР С СЕВЕРНОГО К ЗАПАДНОМУ ЧЕРНОМОРЬЮ
Итак Д. Д. проводит в своей книге идею, что более совершенные образцы материальной и духовной культуры протоболгарского общества Нижнего Дуная начинают распространяться не раньше середины VIII в. Чтобы обосновать этот тезис, автор уделил слишком много страниц в своем заключении.
Начнем с гончарства. По мению Д. Д., распространение „кухонной“ керамики с врезанной линейной украсой, выработанной ручным гончарным кругом в Дунайской Болгарии, можно датировать не раньше середины VIII в., тогда как в некоторых районах Северного Черноморья и Северного Дагестана они вырабатывались в отдельных протоболгарских селищах еще в VI-VII в. (с. 263). Почти в том же хронологическом и территориальном ряду, как считает Д. Д., идет и распространение „трапезной“ керамики с отполированными полосками. Подобным образом рассмотрен и вопрос о появлении т.наз. кувшинах с внутренними ушами: если у протоболгар с Северного Черноморья, по словам автора, они появились в VIII - первой половине IX в., то для Дунайской Болгарии они характерны в конце IX-X в. (с. 264). По той же схеме представлено „влияние“ на жилищное строительство среди протоболгар в Добрудже (Топола, Капидава, Дуранкулак, Балчик?) в IX-X в., заимствованное, согласно Д. Д„ протоболгарским населением с Крыма и Таманского полуострова (с. 265); строительство каменных аулов (с середины VIII в. в Подонии и Предкавказии - в первой половине IX в. в Дунайской Болгарии); распространение рунической письменности; символические и лечебные трепанации; амулеты (с. 266-267). Все это дало основание Д. Д. сделать главный вывод, что эти более развитые элементы протоболгарской культуры „Засвидетельствованы прежде всего в Восточной Европе и появляются в Болгарии позже“ (с. 267). Отсюда для него не трудно сделать заключение, что в культуру и быт Аспаруховых болгар проникли черты, заимствованные в готовом виде“ (с. 268). Будучи совершенно уверенным в этом, Д. Д. смело пускается в решение проблемы, в какое время и каким образом осуществляется перенос более развитых культурных элементов с Северного Черноморья в Дунайскую Болгарию. Раньше всего, по его мнению, это произошло посредством носителей „пастушеско-пеньковской“ кулутуры, но не в VII в. (так как это время остается вне схемы автора), а „к началу VIII в., когда хазары вторглись в районе Среднего Днепра и разрушили самые важные центры пастушеской культуры“ (с. 269). В близости с этим районом, точнее с Нижним Днепром и Крымским полуостровом, по мнению Д. Д., осуществилось во второй половине VIII в. второе влияние. На основании этого делается следующий вывод: „Слишком вероятно, что это результат переселения группы болгар с Среднего Днепра на Нижний Дунай“ (с. 270). Следующие два „большие влияния“ осуществились в первой половине IX и конце IX - начале X в., вследствие переселения протоболгарского населения в Дунайскую Болгарию,
266. Божилов, Ив. Културата Дриду и Първото българско царство, с. 122. К сожалению, некоторые ученые проявляют склонность воспринимать ошибочные идеи Д. Д., используя его схему в собственных исследованиях. Так А. X. Халиков придерживается мнения, что традиции рунического письма были созданы в Сальтово-Маяцкой среде около VIII в. и после того были восприняты как в Дунайской, так и в Волжской Болгарии (sic! - срв. Xаликов, А. Руническите знаци и надписи от Волжска България и техните дунавски паралели. Археология, 1988, № 3, 47-53).
59
покидавшего места обитания после конца хазарской гражданской войны и нашествия мадьяров и печенегов (с. 271-274). Вполне естественно, что в конечном счете Д. Д. обобщает:
„Значительное воздействие на дальнейшее културное развитие болгарского государства оказали и восточноевропейские протоболгары, носители так называемой Сальтово-Маяцкой культуры“ (с. 275).
Оправдано ли однако такое обобщение? Не будем останавливаться на всех слабых сторонах в этой и без того искусствено созданной тезе, так как это сделано выше. Мы уже отметили, что приниженное представление социально-экономического и культурного развития Кубратовых и Аспаруховых болгар не отвечает исторической действительности. Нельзя считать убедительной весьма позднюю начальную датировку кухонной и трапезной керамики, протоболгарских языческих некрополей в Северо-Восточной Болгарии и вообще памятников протоболгарской материальной и духовной культуры Нижнего Дуная, которые необходимо было бы искать еще с конца VII в. Мы не отрицаем возможность культурных влияний протоболгарской группы Северного Черноморья на Дунайскую Болгарию, но считаем, что хронология этих возможных влияний у Д. Д. не точна, произвольна и нуждается в дополнительном уточнении. Это с особой силой относится к влиянию пастушеской культуры. Уже было показано, что оно сыграло свою роль еще до конца VII в.
Не можем согласиться с констатацией Д. Д., что „едва к середине IX в. замечается быстрое увеличение численности протоболгарского населения на побережий, и при этом значительная часть селений располагается на развалинах покинутых позднеантичных центров“ (с. 221). Действительно, как возникшие в то время могут восприниматься протоболгарские селения у Дуранкулак и Топола [267], но протоболгарское присутствие на Черноморском берегу засвидетельствовано гораздо раньше - Калиакра, Балчик, Одырци, как уже было отмечено, а также в районе Шаблы, на что указывает и сам автор.
Абсолютно произвольными, неподтверждающимися никакими письменными свидельствами являются гипотезы Д. Д. относительно „больших“ этнических и культурных протоболгарских влияний с Северного Черноморья к Дунайской Болгарии во второй половине VIII и в конце IX - начале X в. (кувшины с внутренними ушами могли появиться и посредством печенегов). Существуют известные основания допустить, что подобные переселения и эвентуальные культурные влияния могли бы иметь место прежде всего в первой половине IX в. как следствие вмешательства Омуртаговой Болгарии на стороне бунтовщиков в хазарской гражданской войне. Разумеется, к этому вопросу необходимо подходить с большой осторожностью, так как в основном источнике об этом событии - сочинении Константина Багрянородного „Об управлении империи“, восстанники называются не „болгарами“, а „каварами“ [268]. Но все-таки известно, в основном из результатов археологических исследований Крыма, что протоболгарское население, прогоненное после конца гражданской войны в Хазарию, оседает там в первой половине IX в. [269] О движении протоболгарского населения этого времени с восток на запад говорят некоторые данные археологии - например, в некрополе села Ханска в Молдове исследованные мужские черепа бракхикраны, узколицы, с монголоидными чертами, в удивительной близости с черепами Зливкинского некрополя, который определенно дается в качестве примера болгарского варианта Сальтово-Маяцкой культуры [270].
267. Melamed, К. Sur la population du Haut Moyen Age, habitant le site près du village Durankulak, départament de Tolbuchin. - In: Dobrudža, p. 83 sq.; Дуранкулак. T. 1. Отг. ред. X. Тодорова, С., 1989, 23-147, 159-196, 223-307; Бобчева, Л. Прабългарското селище при с. Топола, Толбухински окръг. - В: Плиска-Преслав, 2, 198-201.
268. DAI, § 39, р. 174; Конст. Багрянор., 162-163.
269. Якобсон, А. Л. Указ. соч., 194-195.
270. Великанова, М. С. Об одной группе средневекового населения Молдавии по антропологическим данным. - СЭ, 1965, № 6, 61-75; Божилов, Ив. Анонимът на Хазе, с. 96.
60
Разумеется, присутствие протоболгарского населения из степей Приазовья в Прутско-Днестровском междуречьи может объясняться не только возможным его переселением на запад, но и обратным процессом - „передвижением“ болгарской границы на восток до Нижнего Днепра в IX в. и интегрированием тамошнего протоболгарского населения.
Большого внимания заслуживает идея Д. Д., что последняя протоболгарская волна Северного Черноморья пришла в Нижнедунайские земли, „примешанная с остановившимися по этим местам в XI-XII в. тюркскими народами - узы, печенеги и в основном половцы“(с. 276), которая именно тогда послужила ядром для формированная гагаузов. Но если это произошло так, как можно объяснить обстоятельство, что протоболгары успели сохранить свою христианскую религию, „примешанные“ с огромными языческими массами печенегов, узов и куманов?
Итак, выше высказанные возражения дают нам основания отбросить гипотезу Д. Д., согласно которой „восточноевропейские протоболгары“ (?), переселявшиеся на запад на протяжении нескольких столетий, оказали „значительное воздействие на дальнейшее культурное развитие болгарского государства“. Подобный вывод противоречил бы не только историческим источникам, которыми мы располагаем, но и логике исторического процесса.
* * *
Протоболгаристика имеет уже свою историю. Она прошла долгий, извилистый, не всегда восходящий путь. Накоплен сравнительно богатый фактологический материал. Новое, что мы могли бы ожидать, находится преимущественно в области археологии. Но даже если и будем свидетелями открытий, то они вряд ли были бы сенсационными. Или даже такие, которые серьезно изменили бы уже известную нам фактологию. Тогда что предстоит? По нашему мнению это появление книги (или книг), которая будет иметь одну основную цель: наряду с фактологической полнотой, осмыслить протоболгарский период истории средневековой Болгарии. Современная историческая наука этого требует.
К сожалению, книга „Протоболгары по Северному и Западному Черноморью“ не может быть поставлена в одном ряду с подобным типом книг. На предыдущих страницах мы попытались показать - достаточно ли убедительно - пусть судят читатели, что ее автор не успел осуществить свою амбициозную цель. Может быть наша критика покажется кому-то суровой и строгой, но мы надеемся, что она будет принята как справедливая и оправданная. Справедливая, потому что недостатков в книге слишком много; оправданная, потому что протоболгаристика идет по верному пути и не должна сходить с него.